— Нас не выпустят.
— Документы готовы. У тебя другое имя: Сильвия Арканьялис. Моя жена. Немного косметики, изменим прическу, и проблема решена.
Она смотрела на него оценивающим взглядом. Хороший мужчина, молодой, крепкий, компаньон деда. Значит, есть деньги, много денег. Что ж, бунгало над морем будет принадлежать не Леониду, а этому молодому крепышу с железными скулами и отчаянной хваткой. Он много успел сделать в последние дни, подумала Виктория. Весь в деле. За ним — шеф, могучий сеньор Флорис де Кумайо, с его компанией, с его офисами, гостиницами, банковскими счетами, с его неуемной жаждой наживы и бешенной враждой с конкурентами.
— Значит, твой шеф отказался от Гаверы? — спросила Виктория с нескрываемой горечью. — Предал его?
— Решение принял я, — ответил твердо и откровенно Артуро. — Другого выхода просто нет. Или мы их, или они нас. Проклятые гринго[1], толстосумы из Техаса. Хотят заполучить всю нефтедобычу Венесуэлы. И это в то время, когда наша компания выходит на мировые связи. Ты представляешь, какие у нас перспективы! Шеф наладил контакты с японцами. Нужно двигаться вперед. В космос! Японские инженеры предлагают нам создать в ближайшем будущем станцию космической дозаправки кораблей. Будем разрабатывать космические технологии. Беречь нефть и использовать ее только для синтеза, для молекулярных расщеплений. Двигательную энергию дадут солнечные батареи. Могущественные и неиссякаемые.
Виктория невольно прониклась его порывом. Кто мог подумать, что из этого каракасского мальчишки вырастет такой отчаянный бизнесмен! Но ведь он предлагал нанести удар по ее будущему мужу, по их планам, мечтам…
— И вот теперь, в самый решающий момент, мы можем потерять разгон, — вел дальше Артуро. — Только проект твоего друга… твоего Гаверы спасет нас.
— Но ты же решил предать его и оставить здесь? — еде слышно выдавила из себя Виктория.
— Так решила судьба, — несколько патетически сказал Артуро. — Видимо, индейский дух Кахунья на моей стороне, — Он улыбнулся, — Я понимаю, тебе трудно. Ну что же, я или, те свидетельницы! Которые тебя опознают и отдадут в руки правосудия.
— Но сегодня Гавере пообещали, что следствие прекратится. — робко пыталась возразить Виктория. — За большие деньги, за доллары!
— Я тоже знаю этих людей. Крупный подпольный синдикат, — сознался Артуро, — Но и они не всесильны. Гаверу они спрячут под свое крыло, тебя нет. Ты слишком наследила! — Он встал. — Не забывай: тебя видели! Свидетельницы допрошены. Или будут допрошены.
— Хорошо, — поднялась с кресла Виктория. — Завтра все решим.
— Нет, сегодня. Сейчас.
— Ну, чего ты хочешь? — взмолилась она.
Артуро прошелся по комнате. Из приоткрытого окна веяло свежестью киевской ночи, под самым домом шелестели каштаны. Артуро отвернулся к окну. Оставалось сказать самое главное:
— Виктория, я не могу уехать отсюда и не могу увезти тебя… — он заколебался, — без разработок Гаверы. Без его материалов. Да, да! — голос Артуро чуть не сорвался на крик: — Пусть это будет его патент, его право. Мы заплатим ему, как положено, за все авторские идеи. Но папку с его проектной документацией ты должна взять с собой. — Артуро виновато улыбнулся. — Можешь оставить ему записку и честно написать об этом. Всё. Поехали. Машина внизу. Завтра в двенадцать жду тебя здесь.
Голос секретарши был взволнованным:
— Андрей Аверьянович, вас к шефу. Быстренько! Я бросился в приемную, кивнул Леночке и зашел в кабинет прокурора.
Георгий Шалвович стоял посреди комнаты, держа в руках лист бумаги.
— Хорошо, что вы на месте, — произнес он, супя густые брови. — Тут звонили в мое отсутствие. Из райотдела. И Леночка записала. Читайте.
Я прочел. Всего одна фраза. Страшная и беспощадная: «Внезапно скончалась свидетельница по делу Гаверы гражданка Потушняк, труп найден в коридоре, начали расследование».
— Ясно… труп… — у меня сдавило горло. И, видимо, на губах появилась жалкая улыбка.
— Улыбаться нечего! — сказал прокурор резко. — Дело приняло более серьезный оборот, чем мы думали. Машину!
Во дворе стояло два милицейских «бобика» и одна «скорая». Возле них толпились жильцы, обсуждали происшествие. Прокурор прошел первым, я за ним. На площадке третьего этажа — зеваки из соседних квартир, лица перепуганные, кто-то шепчет: «Убили ни за что!..»
И Михаил здесь. Он тупо уставился в цементный пол, лицо землистое.
Дверь соседки приоткрыта, слышны голоса. Я спрашиваю у стоящего на площадке милиционера: