Непонятно, наивный он или строит из себя дурачка? Я сразу определил, что телеграмма отбита именно на его «редчайшей» машинке. Разумеется, пусть еще поработают специалисты, у них, возможно, возникнут свои соображения. Однако факт налицо.
— Что вы там нашли интересного? — спрашивает Гавера. — Я как раз разрабатываю методику акустических исследований.
Мне трудно поднять на него глаза. Искренность, прямо-таки детская непосредственность его слов меня поражают. Блестящий игрок! А может… Черт его знает!
Я осторожно вынимаю листок из машинки.
— Вы не могли бы одолжить мне эти самые ваши акустические исследования на пару дней?
— Да будьте любезны!
Снова чувствую смущение от его «прямоты», от его «полнейшей недогадливости». Видимо, дальше играть в прятки неразумно. Спрятав листок в папку, я сажусь на диван и приглашаю сесть Гаверу. Итак, машинка, говорю ему, стала уликой. По всему видно, что на ней отпечатана одна телеграмма. Отпечатавший ее стремился отвести от себя подозрение в убийстве. То есть, свою вину переложить на другого. И что особенно прискорбно — на своего близкого родственника. Итак, налицо уже две неопровержимые улики.
— Ничего не понимаю, — бормочет Гавера, глядя на меня невинными, честными глазами. — О каких уликах вы говорите? Вы ведете непонятную игру, уважаемый Андрей Аверьянович!
— Да какая там игра, — с неподдельным сожалением говорю я. — Дело серьёзное. И вы это прекрасно знаете, Леонид Карпович. Помните, я предупреждал вас? Но вы не сделали для себя никаких выводов. И вот теперь — улики. Хочу вас предупредить, Леонид Карпович, если вы не сориентируетесь, как вам правильно вести себя в данной ситуации, вас могут ожидать самые тяжелые последствия.
За несколько минут молчания я успеваю подытожить ситуацию. Общая картина: улик более чем достаточно… Но, кажется… Не стал ли сам Гавера жертвой? Ведь ТЕ, Артуро и компания, выбросили его уже на помойку. Отработанный материал! Он еще не знает об уготованной ему судьбе. О предательстве любимой женщины. Вдруг в моем сознании вспыхивает странная мысль: все будто бы совершено его руками, но как бы без его ведома. Иначе он был бы осторожнее. Обилие улик, железобетонных, неопровержимых, заставляет меня задуматься. Если вам дадут хлеб с маслом и тут же станут сверху намазывать еще один слой масла, вы решите, что с вами шутят или разыгрывают комедию. Преступники стараются замести следы своего преступления. А тут, умертвив соседку, Гавера преспокойно оставляет на дверной ручке следы своих пальцев. Отсылается телеграмма с целью свалить вину на невиновного — и телеграмма, как оказалось, напечатана на машинке подозреваемого, дескать, не думайте про других, знайте: все совершено мной!
Я пытаюсь найти с Гаверой общий язык. Нужна доверительность. И… даже сочувствие!
— Итак, не буду говорить то, что нам известно, Леонид Карпович, — начинаю я спокойно, И вдруг резко бросаю: — А теперь прошу назвать лицо, которому вы передали яд! — Я повышаю голое: — Быстрее! Барт во всем сознался.
— Ага… — кивает головой Гавера. — Я так и знал.
Он говорит сбивчиво, путает имена, даты. Ему обещали большой заработок. Его шантажировали, Буквально вынудили к этому…
— Стоп! — поднимаю руку. — Может случиться, что сегодня вашим ядом будет убит еще один человек.
— Какой человек?
— Второй свидетель. Я нечаянно проболтался вам, и это предрешило судьбу вашей соседки. Сегодня ночью она убита такой же «невидимой смертью», как и ваша жена, Гавера! Мы нашли на ручке ее квартиры отпечатки ваших пальцев. Если погибнет Раиса, вам не избежать самого сурового наказания… Итак, кому вы передали яд?
В его глазах поочередно вспыхивают то страх, то отчаяние, то надежда. Конечно, он будет утверждать, что лично никого не убивал, и его отпечатки — простая случайность. Как и его машинка, его германский шрифт. Мало ли на свете всяких машинок с такими шрифтами?
Однако он, видно, чувствует, что аргументировать нечем. Блестящее будущее рушится. Тень разрушения уже упала и на его красивое лицо, на высокий лоб. Он поднимается.
— Поверьте, я не виновен. Но во многом… Свершилось нечто страшное…
— Даже страшнее, чем вы предполагаете, — говорю я, внезапно почувствовав жалость к этому обманутому человеку. — Женщина, которую вы любите, оставила вас. И, по-видимому, забрала все ваши материалы. Все, что связано с акустической нефтеразведкой.
Он бросается к столу. Вытягивает ящики — один, другой, третий… Шарит в глубине рукой.
— Нет!.. Где моя папка?.. — Он распрямляет спину, на лице его смятение. — Откуда вы знаете, что она забрала мои материалы?.. Где она?.. Мы же сегодня так… мы же попрощались только утром…