К слову, как у вас дела с Джоном? Ты с ним уже?.. Или еще нет? Напиши, как он ведет себя с тобой. Трогает ли там?.. Достаточно ли смел?.. Ты меня понимаешь, родная!
Твоя Мэг.
Беривилль, 12 марта 1959 г.
Маленькая Кэт, получила твое письмо и фото. Разумеется, ты права. Дик мне нравится. Он такого же роста, как и я, красивый, стройный. Ему лет четырнадцать-пятнадцать. При встрече со мной он смотрит на меня восхищенно, не отрывая взгляда. Не знаю, но, кажется, я бы не против немного поиграть с ним.
Тот раз я с ним шутила, немножко даже заигрывала, а потом, убежав к себе в комнату, долго делала это. Ты права. Но сейчас, когда я делала это вместо Боба, я вдруг представила себе Дика. И в самые сладкие минуты я воображала, что он меня… Ты понимаешь…
Милая Кэт, я любуюсь фотографией, которую ты прислала. Ты стала еще красивее. А Джон выглядит таким крепким парнем, что я тебе позавидовала. Но, пожалуй, фотографироваться нагишом — рискованно. Вдруг кто-нибудь увидит ваше фото — случится страшный скандал! Хотя… скажу тебе по совести: иметь такое фото все же интересно.
Вообще, ты счастливая — в любой момент можешь видеть своего Джона и одетым, и раздетым, можешь любоваться им, когда захочешь. А мне пока остается только мечтать. Неужели Боб не догадается прислать мне свою фотографию в таком виде? Кэт, умоляю тебя: уговори его сфотографироваться голеньким, пусть пришлет мне такую фотокарточку.
Интересно, какой у него малыш? Может, больше, чем у Джона? Должна тебе сказать: глядя на вашу фотографию, я подумала, что у Джона его мальчик сильно подрос. Ведь был куда меньше. Когда мы плясали рок-н-ролл и вы все разделись, а мне было стыдно… господи, ей Богу, он у него подрос! С таким богатством не грех и на людях показаться.
Знаешь, Кэт, мне иногда делается дурно, когда я представляю себе, что эта здоровенная штучка входит в мое тело, глубоко-глубоко. И все же очень хочется.
А как ты? Ты пишешь, что давала уже Джону трогать себя и сама трогала его. Завидую тебе! Напиши об этом как можно подробнее.
Ну, а я продолжаю свой рассказ.
Так вот, когда Элли принялась целовать меня на диване, я почувствовала, как ее маленькие пальчики начали проникать все дальше между моих ног. И вот уже они коснулись моего клитора. Ах! Не в силах больше сдерживаться, я застонала и широко раздвинула ноги. Элли начала нежно и осторожно ласкать клитор, постепенно ускоряя движения своих тонких, нервных пальчиков. Я думала, что сойду с ума. Все мое тело била лихорадочная дрожь, и я непроизвольно вертела ягодицами. Мне хотелось еще и еще, и руки Элли отвечали моим телодвижениям, делали свое дело… Экстаз приближался…
Внезапно все кончилось. Элли убрала свои руки и вытянулась возле меня на диване. Мое же тело, не подчиняясь рассудку, продолжало извиваться в муках неудовлетворенности.
— Хочу!.. Еще!.. — стонала я, но тщетно.
Я готова была рыдать от ярости. Схватив подушку, я вцепилась в нее зубами. Ах, Кэт! Какая это была мука!
И тут я услышала смех Элли. Схватив в ярости подушку, я бросила ее в нее.
Взвизгнув от восторга, закинув кверху ноги, она расхохоталась еще громче.
— Браво, милая! — воскликнула она, болтая в воздухе ногами и почти закидывая их себе за голову. Между ногами у нее виднелись нежные розовые губки, при виде которых я на мгновение застыла в неподвижности.
— Ляг со мной, — попросила она и протянула ко мне руки.
Злость моя мгновенно прошла.
Постепенно я начинала как бы просыпаться к новой жизни. Собственно, во мне просыпалась женщина, которую я сама до сих пор в себе не знала. Прекрасная, таинственная и сладострастная женщина, воплотившая в себе великое могущество женского начала. Где-то я читала у древних о том, что сладострастие, так называемая похоть, все то, что порицают и высмеивают в обыденной жизни ограниченные люди, является ничем иным, как своеобразным видоизменением чувства материнства, продолжения рода, желанием отдать свое тело и свою плоть совокуплению во имя рождения нового человека. Один древний философ утверждал, что настоящая страсть появляется, как правило, у женщин после родов, что девушка, не испытавшая материнских мук, еще как бы не полностью созрела для настоящей любви. Выходит, думала я, во мне дремлют неразбуженные силы, все самое сказочное у меня впереди. И спасибо Элли за ее смелость и ее «бесстыдство», ибо только она помогла мне понять всю себя, а возможно, понять себя и такой, какой я буду в моем безумном материнском счастье.