— Где же вы были?
— Везде понемножку.
— А в районе Обарова?
— Тоже.
— Ты, кажется, где-то там жила в последнее время? — вмешался в разговор Ян.
— Да. Но не в последнее время.
Несмотря на густеющие сумерки, которые проникали извне, видно было, как на ее склоненном над столом лице появилась ироничная полуусмешка.
— Добрые люди постарались, чтобы я долго не задерживалась на одном месте.
Анна расставила чашки с чаем и села на свое место между мужем и Юлеком. За столом воцарилась тишина. Пётровский наигрывал какую-то предвоенную песенку, на этот раз, видимо, стоя у самого окна.
Ян почему-то почувствовал себя лично задетым словами Ирены. Раздавив пальцами в пепельнице окурок, он сказал:
— Надеюсь, тебе приходилось встречать не только такого рода добрых людей?
— Разумеется! — спокойно ответила она. — Но разве ты считаешь, что существование людей на самом деле добрых снимает вину с тех, других?
Прежде, чем он успел ответить, к нему через стол перегнулся Юлек.
— Знаешь, Янек, что мне вспомнилось? Давние времена, когда мы вместе жили на Познаньской, помнишь? Ты ходил в политехнический, а я еще школьник был. К тебе тогда часто захаживали товарищи… Как эта твоя корпорация называлась?… Аркония, да? Помню, как-то в прихожей я насчитал пять студенческих фуражек и столько же толстых тростей. Страшно мне это тогда импонировало. Только потом я узнал, что господа корпоранты ходили дубинками этими бить евреев и колотили стекла в лавочках на Налевках…
Ирена все это время очень внимательно присматривалась к говорящему.
— Били и своих товарищей, евреев! — добавила она тихо.
Малецкий резко отодвинул чашку с чаем.
— Что до меня, то я, кажется, корпорантской дубинкой не орудовал и никогда не одобрял подобные методы борьбы…
Юлек усмехнулся.
— А какие ты одобрял?
— Что значит какие?
— Ну, методы антисемитизма, фашизма — как хочешь их называй.
— Я? — возмутился Ян.
Неожиданно слова Юлека задели и Ирену.
— Я должна встать на защиту вашего брата…
— Позволь! — жестко прервал ее Ян.
Юлек энергично откинул со лба свои светлые, не совсем еще просохшие волосы.
— Да, погодите, ничего вы не понимаете! Ведь я же его, — показал он на брата, — ни в чем не упрекаю. Но что это значит: «не одобрять подобные методы борьбы»? Такое услышишь у нас повсюду, это повторяют все так называемые порядочные поляки, осуждающие убийства евреев, насилие по отношению к ним. Но что они имеют в виду? Что, они в самом деле враги антисемитизма? Вовсе нет! Они против борьбы, разумеется, не возражают, только вот методы должны быть иные! Или не так? А речь-то идет именно о самом отношении к этой борьбе. Уж я-то хорошо знаю, что это значит — связывать антисемитизм с методами борьбы! Методы становятся все хуже. Методы борьбы! Суть в том, чтобы такой борьбы вообще не было, чтобы она не существовала вовсе, иначе всегда кончается чем-нибудь подобным! — Он показал рукой на далекое гетто.
Сентиментальное танго Пётровского на минуту отдалилось, потом снова зазвучало очень явственно.
Анна сидела, склонившись над чаем. Ирена тоже молчала.
Ян машинально потянулся за новой сигаретой.
— Ты говоришь, не надо борьбы, — обратился он к брату. — Мол, нет взаимных оскорблений, обид… Хорошо! Но разве это только от нас зависит?
Юлек потряс головой.
— Не люблю фраз!
— Это вовсе не фразы…
— А что? Пустая болтовня! Допустим, я скажу, что это зависит и от нас и от евреев? К чему я должен апеллировать? К доброй воле? Слова, все слова… А тут не слова нужны…
Ян откинулся на спинку стула.
— Ну?
Юлек молчал. Вдруг из прихожей послышался короткий звонок.
— Это, верно, Влодек! — молвила Анна.
Ян пошел отворять. Это и в самом деле был Карский. Юлек, услышав его голос, поднялся из-за стола.
— Идите в нашу комнату, — посоветовала Анна. — Там можете поговорить.
— Минут пятнадцать, не больше, — обещал Юлек.
В дверях он столкнулся с братом.
— Ты так и не ответил мне, — напомнил ему Ян.
Юлек рассмеялся.
— Не бойся, это тебя не минует!
Поскольку ужин закончился, Анна предложила перейти в мастерскую. При звуке ее голоса Ирена очнулась от задумчивости, с трудом поднялась. Выглядела она очень измученной.
— А может, вы хотели бы лечь? — спросила Анна.
Ирена поспешно отказалась. Они с Яном прошли в мастерскую. Анна осталась в столовой — убрать со стола.
Сумерки перешли в ночь. Но небо, распростершееся над земным мраком, было еще светлое и такое свежее и нежное, какое бывает только ранней весенней порой.