Я посмотрел на часы. Тонино время практически истекло. И пора пойти что-либо съесть. Никогда я особенно от голода не страдаю, а сейчас все время к этой мысли возвращаюсь. Стресс! Я обычно его по-другому глушу, но в новых условиях организм требует обратить на него внимание хотя бы с помощью пищи.
Попросил бы меня Бородавочник разыскать перебежчика, если бы тот понятия не имел о моем существовании? Нет, не попросил бы. Для таких заданий другие люди нужны. Эсквайр даже в этой ситуации не хотел меня отпускать. Но вот я уже в деле. Да, себя я обезопасил. А на остальных плевать?
10
Тоня спала на боку, в позе зародыша. Не маленький такой зародыш, где-то метр семьдесят – она на невысоком каблуке была с меня ростом. Дышала она прерывисто, что-то тревожное ей снилось. Боюсь, действительность предстанет для нее не в виде царства гармонии и покоя, но ее время и вправду истекло.
– Тоня, – тихонько позвал я.
Она не услышала, даже не шевельнулась. Я сделал несколько шагов, чтобы прикоснуться к ее плечу – не за всякое же место можно тронуть незнакомую женщину.
Тоня проснулась и рывком села в постели. Она спала поверх покрывала, под шерстяным пледом в белую и синюю клетку. Сообразить, где она и с кем, заняло у нее несколько секунд.
– Сколько времени?
– Почти четыре, как договаривались.
– Это чай у вас?
– Да, я позволил себе.
– Можно?
Тоня протянула руку к моей чашке и сделала несколько жадных маленьких глотков. Чай был еще горячим.
Лицо у нее перекосилось.
– Голова раскалывается. Сколько я выпила?
– Немного. Но в вашем состоянии много и не надо.
Тоня вернула мне чашку и откинула плед.
– Мне сказали, что лучше всего еще чуть-чуть выпить.
Она села на краешек кровати, надела сапоги – она по московской погоде была в сапогах – и, уцепившись за меня, встала. Сразу два признака изменения отношений: отпила из моей чашки и вот теперь оперлась об меня. Я спустился вслед за нею в гостиную.
Тоня обнаружила на столике свой недопитый стакан с виски и, морщась, отпила.
– Что? – спросила она.
– Ничего. Вы становитесь на опасный путь. Говорю вам со знанием дела.
– Я помню, что я вам говорила перед тем, как лечь, – сказала она с привычной ироничной улыбкой, вытряхивая из пачки сигарету. – Надеюсь, вы не восприняли это всерьез?
– А как я должен был это воспринять? – Я забрал со столика спички и дал ей прикурить.
– Я вас испытывала, Клеопатр.
Я пожал плечами:
– Хорошо, пусть так.
– Вы не хватаете легкую добычу. Думаете, что в ней-то уж точно стальной крючок.
Хм, в своей привлекательности она не сомневается. Правильно делает.
– У вас какие планы? – спросил я.
– Папа обещал позвонить ближе к вечеру. А вы что собираетесь делать?
– Что-нибудь съесть. Вам тоже не помешает.
– Папа…
Она замялась. Тоня называла Мохова только «папа», не «отец».
– Ну, в общем, мне лучше лишний раз на улицу не выходить. Папа сказал, не стоит.
– Папа говорил вам, что и с Питером не стоит встречаться. – Тоня замерла со стаканом в руке. Потом решила ничему не удивляться, снова отпила с гримасой отвращения. – Но и здесь он тоже прав, – продолжал я. – Пойду что-нибудь куплю. Вы как к китайской еде относитесь?
– Хорошо, к любой азиатской хорошо. Здесь же прямо в соседнем доме китайский ресторанчик.
– Я заметил. Возьму на вынос. Какие-нибудь креветки, жареные овощи, рис?
– Все это, только с уткой. Там очень вкусно готовят утку. И суп с морепродуктами.
– Все это скоро будет.
Свой айфон я оставил в доме, вроде бы по рассеянности. А выйдя на улицу, вызвал Шанкара:
– Слушай, я ушел ненадолго, а телефон специально там оставил. Слушай внимательно, хорошо?
– Без проблем.
– У нее мобильного больше нет, но она по городскому может позвонить.
– Понял.
Обнаружив, что наличных у меня оставалось немного, я вернулся к метро и снял тысячу фунтов в примеченном мною банкомате HSBC. Как все люди, выросшие в бедности – ну, в моем-то детстве я считал, что мы богатые, только потом понял, когда стало с чем сравнивать, – я всегда боялся пустых карманов.
Китайский ресторанчик был небольшим, с длинным прилавком у входа и двумя столиками в глубине. Чем такие заведения хороши – каждое блюдо ты видишь. Я набрал всего понемногу, включая суп, который усатый дедушка за прилавком налил в картонные стаканы с крышкой, как в «Мак-Дональдсе». Все это заняло минут двадцать.
– Шанкар, – позвал я, подходя к дому.
– Я Шанкар. В доме все тихо. Никаких звонков.
Не опасается меня Тоня. И ведет честную игру?
– А наши друзья?
– Отец приехал на работу, на Милл-бэнк. Но в здании пропал, видимо, зашел в защищенное помещение. Или оставил телефон коллеге и уехал. А сын у себя в Сити.
– Спасибо тебе, Шанкар. То, что для тебя рутина, на самом деле очень важно.
– Вы забыли взять телефон, – такими словами встретила меня Тоня, разгружая меня с пакетами.
– Он звонил?
– Нет.
Мы выложили еду на столик перед матами. Бутылки с виски на нем уже не было. Я сел у стены, вытянув ноги в сторону. А Тоня расположилась на мате напротив, сев в похоже привычную для нее позу лотоса. Она раскрыла все пластмассовые плошки, достала палочки и теперь щелкала ими. Но не возбужденно, как голодный человек, а рассеянно. Она думала не о еде, хотя к виду ее и не была безразлична.
– Нас здесь не могут найти? – спросила она.
– Не думаю.
– А это, – она показала рукой на гарнитуру у меня в ухе.
– Это мои друзья.
В глазах у нее вспыхнул тревожный огонек:
– Русские?
– Нет.
– А стреляли в папу русские?
– Ну, не англичане же.
Какое-то время Тоня поклевала изо всех плошек, запила супом.
– А как все-таки вы меня обнаружили?
– Это важно?
– Это важно. Так же могут выйти и на папу.
– Не выйдут, если он сам не наделает глупостей. Кстати, как он вам может позвонить – телефон же я выбросил?
– Он знает, что я здесь.
Не побоялась привести меня в квартиру, которую ничего не стоит превратить в западню.
– Он не обрадуется, если узнает, что я здесь с вами.
– Я не скажу ему. Я не уверена, что он сейчас способен здраво мыслить.
– Тем не менее я хочу с ним переговорить. Вы должны это как-то организовать.
Тоня задумалась.
– И как это сделать?
– Пусть он просто приедет сюда.
Тоня с сомнением покачала головой:
– Не знаю.
Она отодвинулась от столика и закурила. Я подобрал из плошек все, что было вегетарианского, и залпом выпил суп из стакана. Это превращается в жор, вечером покончу с абстиненцией. Я встал.
– Извините, – сказала Тоня, рукой отмахивая от меня сигаретный дым.
– Ничего, мне надо проверить почту.
Проверка со всеми закачками и расшифровками заняла минут двадцать. Сообщений от Эсквайра было два.
Первое короткое: «Мать в безопасности. Спасибо за подсказку. Будьте осторожны. Э.». Что значит: «Спасибо за подсказку»? Они увезли ее в последний момент? И зачем напоминать то, что и так ясно? Что, ситуация еще обострилась?
Второе послание, с перерывом почти в час, было и вовсе тревожное: «Особо важно. Ситуация изменилась. Немедленно прекратите операцию. Жду у себя завтра. Это приказ. Э.»
Тревожным было не содержание сообщения. У нас с Бородавочником обусловлен код, который знаем только мы. Если меня раскроют и я сочту нужным вступить в какую-то игру, я отправлю ему сообщение, которое начнется словами «Особо важно» и завершится подписью «Ваш С.». Это будет значить, что все, что находится между этими фразами, написано под чужую диктовку, так как ни в каком другом случае я эти слова употреблять не должен. То же и со стороны Эсквайра. Неважно, что он под давлением каких-то людей или обстоятельств напишет мне между словами «Особо важно» и «Это приказ». Это просто означает, что ситуация в Лесу выходит из-под его контроля. И тогда я должен действовать по собственному усмотрению, но скорее наоборот, чем он мне предписывает.