После завтрака, наслаждаясь морской прохладой, Данкан велел своим наложницам — тем, что отдохнули после долгой ночи, — привести в порядок его черные длинные волосы и как следует отполировать его ногти.
По велению Командора матросы вытащили на палубу, где устроился Данкан, небольшой столик, на котором женщины разложили все необходимое для утреннего туалета Дракона — зеркало, гребни, — и покуда одна осторожно расчесывала его длинные черные пряди, вторая алмазной пилкой по очереди навостряла ему блестящие, крепкие, как камень, ногти. Данкан, удобно устроившись в кресле, попивал вино, блаженствуя. Нежные прикосновения девушки, заботливо склоняющейся над ним, к его волосам, усыпляли его, улучшали его настроение, и Данкан игриво изволил притянуть девицу к себе и, озоруя, куснуть ее за грудь, едва прикрытую тонкой, почти невесомой тканью.
Девушка зарделась, ахнула от страстной бессовестной ласки, и Данкан, поглаживая ее спинку, усмехнулся. Еще недавно девица эта вопила от ужаса и тряслась, умоляя не отдавать ее Дракону на съедение, а сегодня с удовольствием ухаживает за ним и, ревниво сжимая губы, одаривает недобрым взглядом новенькую — ту самую, что последней выловили в море и с которой Данкан провел эту ночь.
Новенькая девушка, скрывая зевоту, аккуратно точила ногти Данкану — те самые, которые оставляли ночью красные следы на ее коже, а потом нещадно терзали ее, доводя до неуемной дрожи. Осторожно перебирая длинные крепкие пальцы своего господина, она вспыхивала стыдливым румянцем, когда Данкан решал пошалить и чуть прихватывал ее руку, накалывая острыми ногтями мягкую девичью ладонь. Тогда девушка смущалась, вспыхивала, поднимала взгляд и встречалась со взглядом Дракона. В его черных глазах читала она желание и страсть; его пальцы осторожно принимались поглаживать ее руку, вырисовывая узоры подушечками пальцев, и девушка смущалась еще больше, задыхалась от нахлынувшего волнения и от воспоминаний о том, как могут ласкать эти пальцы. А девушка, сплетая черные волосы на висках Дракона в тонкие косы, хмурилась и с досадой кусала губы, терзаясь от ревности.
Эта идиллия могла бы длиться вечно; девица, возящаяся с косами Данкана, могла либо погибнуть от ревности, либо выжечь ненавидящим взглядом дыру в новенькой, а сам Данкан, как следует поразмыслив, мог их обеих позвать в свою спальню ночью, чтобы примирить единственно доступным ему способом, если бы на горизонте вдруг не возникло странное темное пятно, словно спрут пустил в безоблачную синеву неба своих чернил. Вспухшие фиолетовые облака на миг закрыли солнце, чернильные щупальца-лучи расползлись по потемневшей воде, и Данкан подскочил с места, кинулся к борту корабля, устремив горящий взгляд на странное явление.
— Вот они, — прошептал он, скорее угадав, чем увидев в черно-фиолетовой мути хлопающие паруса. Глаза его разгорелись золотым огнем, дрогнула яростно узкая полоска зрачка. — Попались!
Корабль под черным флагом на всех парусах шел наперерез «Буревестнику», и Данкан, жестом потребовав у вездесущего боцмана, который словно по волшебству оказался рядом, подзорную трубу, глянул на пиратское судно вооруженным глазом.
— К бою готовиться, — велел Данкан резко, рассматривая вражеских матросов, карабкающихся по вантам. Всю его вальяжную расслабленность с него словно рукой сняло, сквозь тонкие черты человека проступили какие-то иные — опасные, холодные, резкие. — Девиц хорошенько запереть, чтоб никто не добрался до них! Сейчас мы посмотрим, какого цвета их кровь…
Глава 3. Капитан Клэр Непокорная
Приступ медленно проходил, оставляя в покое истерзанное болью тело. Горящие огнем мышцы расслаблялись, руки, комкающие промокшую от пота простыню, расслабились, и Клэр, переводя дух, вытянулась на узкой койке, невидящим взглядом в потолок.
Было жарко; было нестерпимо жарко, волосы прилипли к мокрым щекам, к шее, ко лбу, когда она металась в бреду, терзаемая жесточайшей в мире болезнью, названия которой не знали даже старые знахари.
Ее тело просто переставало ее слушаться и начинало гореть. Этот жар мог продолжаться весьма недолго, и Клэр — если ей случалось быть на капитанском мостике, — возносила хвалу небесам за то, что у нее остаются силы и время на то, чтобы успеть дойти до своей каюты, запереться, задвинуть засов непослушными пальцами, которые, казалось, обугливаются от жгучей боли, и прихватить крепкими зубами почти перегрызенную дубовую палку.