Помни же все сие, христианин, и подобясь Спасителю твоему, Который, будучи Единородным Сыном Божиим, не восхищением, — как говорит апостол, — непщева быти равен Богу, но Себе умалив, зрак раба приим… смирил Себе, послушлив быв даже до смерти… крестныя (Флп. 2; 6–8), — востекай и ты на высоту и духовную и вещественную, и частную и общественную, путем не превозношения и гордыни, а — веры, смирения, преданности и любви ко всему, что дано тебе в руководство свыше, и поставлено над тобой Самим Богом. Аминь.
Слово в Великую Субботу
I
"Днешний день тайно великий Моисей прообразоваше, глаголя: и благослови Бог день седмый. Сия бо есть благословенная Суббота, сей есть упокоения день, в онь же почи от всех дел Своих единородный Сын Божий, смотрением еже на смерть, плотию субботствовав, и во еже бе, паки возвращся"
Таково величие настоящего дня! Прошедшие дни были велики подвигами и деятельностью, а сей велик покоем. Велик: ибо в нем почил Тот, Кто превыше всех и всего; почил тогда, как совершил все; почил, чтобы потом никогда не почивать для блага рода человеческого. Сама Церковь во всем продолжении времен от начала мира находит только один день, с коим можно сравнить настоящий. Это оный седмый день творения, в который, по сказанию Моисея, Бог… почи… от всех дел Своих, яже сотвори (Быт. 2; 2). Как велик должен быть день сей! Но и он был менее настоящего. Нынешний покой больше оного; ибо второй труд был больше первого. Легче было создать весь мир и человека, нежели искупить их: в раю не было креста и для человека; а на Голгофе крест и для Богочеловека. И после сего-то великого подвига крестного избран для успокоения день настоящий! Бог — Творец, после шести дней делания, почил в один — седмый; и Бог — Искупитель, после множайших дней труда, не избрал для успокоения более единого дня — того же седмого! О, остановись солнце, продлись драгоценный день! Да продлится покой Божественного Страдальца! Да закроются сии язвы! Да престанет течь кровь!
Но что за вопль слышится среди смертного безмолвия? Не жены ли мироносицы грядут помазать тело Иисусово? Но покой субботний еще не прошел: и он должен молчать, по заповеди (Лк. 23; 56). Кто же дерзает нарушать покой Льва от Иуды? — Тот же, кто более всех нарушал его при жизни: днесь, — воспевает Церковь, — ад, стеня, вопиет (на вечерне Великой Субботы, стих. сам. 1). Но ради чего стенать ему, когда он достиг, чего желал? О чем вопиять, когда все умолкло пред ним? Не хочет ли он взять и душу Распятого, как взял руками иудеев Его Тело и запечатал во гробе? Но ему не дано власти и над душой Иова; может ли быть оставлена во аде душа Иисусова?
Вслушаемся, однако же, пристальнее в вопль ада: не напрасно он стал силен, что, происходя в сердце земли, слышится на всех концах ее; не напрасно столь мучителен, что вопиющий не может скрыть его в самых мрачных глубинах своих. "Днесь ад, стеня, вопиет, глаголя: уне мне бяше, аще бых от Марии рождшагося не приял". Итак, вот причина горького вопля адского: его причиняет Тот, Кто Сам безмолвно почивает во гробе! Что же делает тебе, о ад, Сей Мертвец? С сею увенчанной тернием главой, с сими прободенными руками и ногами, что может Он сделать тебе? Все, все, отвечает мучимый: "пришед на мя, державу мою разруши, врата медная сокруши, души, яже содержах прежде, Бог сый Воскреси". О, после сего надобно тебе стенать и вопиять, вечно стенать, и вечно вопиять! Но каким образом произошло все сие? — Как, почивая во гробе плотски, Богочеловек сошел во ад? — Не был ли Он и еще где-либо в сие время? Не совершил ли и еще чего-либо, кроме разрушения твердынь адовых? — Кто может дать на сие ответ? Явно, что ад худой свидетель в сем случае: от мучения он может только вопиять, а не повествовать. Обратимся к самовидцам и слугам Слова, почивающего во гробе, — апостолам.