- Не позволю!
- О чем это ты, муж мой?
- А, Иродиада... Так, подумалось мне... Вслух я что ли много сказал?
- Ты сказал "Не позволю!".
- Да, и не позволю никому порядок нарушать, вот что я хотел сказать.
- Кто ж нарушает порядок?
- Кто же может нарушать, когда я никому не позволю?
- Никто и не смеет. Тихо в Иудее и спокойно. Преступники все в тюрьмы посажены, а кто не посажен, того ловят, я думаю, и скоро посадят.
- Так и есть.
* * *
- Великий Тетрарх, Иисус схвачен. Его взяли люди Первосвященника Каиафы.
- Слуги церкви расторопнее моей полиции!
- Его повели к первосвященнику Аннану.
- Много народу вокруг него?
- Тысячи две, не меньше.
- А твоих людей среди них сколько?
- Полторы сотни. И все подчиняются знакам, которые им показывают мои приспешники.
- Так вели же им кричать "Распять его!"
- Они станут так кричать, когда им покажут пальцы, сложенные крестом.
- Так вели же им держать так пальцы всё время!
- Да, великий Тетрарх.
* * *
- Дальше?
- Спросили, в чем суть его учения, но он ответил, что вокруг везде его ученики, пусть спросят у них. Тогда один книжник влепил ему пощечину, говоря, что он разговаривает с первосвященником, и ему следует быть более уважительным. На это он ответил, что пока не доказали, что он лжет, следует считать его слова правдой, а доказать, что он лжет никто, дескать, не сможет, и, значит-де он говорит правду.
- Хорош адвокат сам себе! Этак всякий безродный скажет, что он - сын господа, и коль скоро настоящего отца его не сыщется, так, стало быть, так оно и есть? Ха-ха-ха! Вот насмешил!
- Тогда Анна, который именем своего родственника Каиафы решал многие дела, в этом деле не посмел ничего решить и отправил его к первосвященнику Каиафе.
- Прямо не мятежник, а живая реликвия! Что же его по священникам разводят, Админ?
- На суд.
- Ну да, конечно, на суд. Что же могут первосвященники присудить мятежнику? Покаянные молитвы?
- Они отправили его на суд Синедриона.
- Ну это уже кое-что посущественнее. Значит, собрались Синедрионом, так? Кто же выступал перед ними?
- Каиафа говорил. Он сказал, что если не пресечь лжепророка, он принесет гибель всему иудейскому народу.
- Правильно, толково. Дальше что же?
- Он говорил, что он не желает зла Иисусу, но Иисус, видимо, желает зла иудеям.
- Пожалуй, тут он перегнул. Он едва ли желает зла своему народу, просто он не ведает, что творит. Если он поднимает мятеж, то никакими силами его не сможет остановить, так что и для него самого было бы лучше чтобы всё оставалось, как есть. Бунтовщики всегда оказываются способны лишь вызвать бурю, а остановить её не в их власти. Меч, который они вкладывают в руки народу в конечном счете отсекает их головы. Так к чему же призывал Каиафа?
- Он сказал, что лучше казнить одного смутьяна, чем допустить гибель целого народа.
- Пусть умрет один, но все спасутся. Это - принцип сохранения правопорядка, Админ. Если бы у меня не было тебя, я бы взял на твое место Каиафу. Какие отличные стражники получались бы из священников! Они владеют профессией шпиона, воина, дипломата и народного трибуна! Кто умеет разговаривать с богами, тот умеет убеждать народ. Если бы я не был Иродом, я бы хотел быть Каиафой.
- Каиафа много ниже тебя, Тетрарх!
- Но расторопнее тебя, Админ! Что же дальше было?
- Его отправили к Понтию Пилату.
- Кто посмел нарушать покой преторианцев накануне Пасхи?
- Они и не нарушали. Они подошли к воротам. Понтий Пилат удивился. Он сказал, что не желает вмешиваться в дела иудеев, и отправил его к тебе.
- Так его ведут ко мне?
- Уже привели.
- Ждут? Правильно, пусть подождут. А что народ? не расходится?
- Прибывает, Великий Тетрарх.
- Прибывает? Они что же, надеются, что их пустят во дворец?
- Они будут стоять и ожидать твоего решения, Великий Тетрарх.
- Разве твои люди не кричат "Распни"?
- Они кричат гораздо громче, чем я предполагал. На каждого моего человека приходится дюжина зевак, которые кричат "Распни!" ещё громче тех, которым я плачу за эти крики.
- Так оно всегда и бывает. Хорошая закваска сбраживает всё тесто. Вот под эти крики и приведите его ко мне.
* * *
- Вот ты какой, Иисус... Не похож на царя, не похож на бога, на пророка тоже не похож. На безумного похож. Будешь ли творить чудеса, чтобы спастись? тебе другого ничего и не остается.
- Чудеса делаются ради тех, кто их достоин.
- Ради себя ты уж постарайся!
- Так ради себя или ради тебя?
- А ты уже разделил мир на своих и чужих? Помню, ты говорил: "Кто не со мной, тот против меня"?
- Я говорил: "Кто не против меня, тот со мной".
- Какая разница?
- Ты не видишь пропасти, что разделяет эти два мнения? Я говорю, что каждый, кто не враг - друг, ты же говоришь, что всякий, кто не друг - враг. Тех, кто не высказался ни за, ни против, я отношу к друзьям, ты относишь к врагам.
- Как можно равнодушных считать друзьями?
- Они не воюют против меня, они позволяют мне жить в мире, значит, они друзья.
- Но с их молчаливого согласия тебя казнят! Значит, они - твои враги!
- Но они не требовали казни и не возражали бы против её отмены. Они друзья.
- Они не просят помиловать, и не осуждают твоих палачей, они - враги!
- Нелепо враждовать с целым народом. Весь народ состоит из равнодушных. И часто это - лучшая его часть.
- Лучшая часть народа согласна с действиями правителя и подчиняется его законам!
- Лучшая часть народа подчиняется его законам даже когда не согласна с действиями правителя.
- Так почему ты призывал к бунту?
- Я не призывал к свержению правительства. Я призывал к отказу от предрассудков и к перемене своей души.
- Ты надругался над святынями. Ты бесчинствовал в храме.
- Я надругался над теми, кто бесчинствовал в храме. И хотя я не разделяю убеждений людей, поклоняющихся ложным кумирам, я признаю их право делать это в тех местах, где они привыкли. Но молиться, где торгуют или торговать, где молятся - это уж слишком для любого народа. Даже скоты не всякую нужду справляют одновременно, а разделяют и время и место. И людям не пристало торговать в храме, ибо это порождает привычку торговать убеждениями, и в мире нет ничего хуже этого.