- Генрих, мальчик мой,- кинулась ему на шею обливающаяся слезами мать, но сын решительно отстранив её, подошел к задыхающемуся на смертном ложе маркграфу.
- Я здесь, отец,- почтительно поцеловал он холодеющую руку,- я мчался, загоняя коней, чтобы не допустить междоусобицы в государстве, законно приняв власть из ваших рук!
- Генрих! - отец, в кои-то веки растянул дрожащие губы в улыбке.
Они никогда не были близки, мало того, не доверяли друг другу. Но сейчас все резко изменилось! Маркграфу явно хотелось сказать сыну что-то личное, как-то приласкать его перед вечной разлукой, но дела государства для подобных людей всегда важнее, чем родительская любовь.
В присутствии епископа и нескольких ближних дворян власть по всем правилам была передана Генриху. Маркграф поставил дрожащей рукой свою последнюю подпись на документе и испустил дух. Все находящиеся в комнате тут же были приведены к вассальной присяге, и Генрих вышел к дядюшке и недовольным баронам уже маркграфом.
Но оппозиция ещё не сказала своего последнего слова. В некоторых районах вспыхнули стихийные восстания, которые новому маркграфу с трудом удалось подавить. Генрих метался с отрядом рыцарей по стране, решая спорные вопросы - кого-то уговаривая, а кого-то запугивая, и наводил порядок в своем лене. Дядюшку, после упорного сопротивления, ему удалось упечь в монастырь.
И только в марте, когда более или менее утихли все недовольные, новый маркграф съездил в Буду и принял вассальную присягу.
И возвращаясь назад после такого изматывающего марафона, Генрих внезапно осознал, что на дворе весна - светит солнце, и из-под снега показалась первая трава, горько и волнующе пахнет набухшими почками. И его сердце громогласно, потоком бушующей крови напомнило о темно-синих глазах и золотистых кудрях единственной женщины, которая сумела покорить его сердце.
Все это тяжелое время ему было не до любви. Бывая в Шпильберге, он подчеркнуто посещал только спальню маркграфини, и пока двор лихорадило в догадках о том, кто станет фавориткой нового властителя, Генриха этот вопрос волновал мало. Всему свое время..., и вот это время, наконец-то, настало!
Иногда он даже сам себя недоуменно вопрошал, почему так прикипел душой к Стефании, и честно отвечал - потому, что её когда-то увели из-под самого его носа. Месть дону Мигелю стала для Генриха делом принципа - принципа божественного главенства над человеком ниже его по положению. Возможно, если бы девицу удалось совратить, Генрих давно бы уже забыл о златовласой красавице, но... нам особенно дорого только то, что недоступно! Мнимая смерть красавицы примирила его с утратой, но когда он узнал, что женщина все-таки жива, желание обладать ей вновь заполонило душу.
Итак, графиня де ла Верда не погибла, а уютно утроилась под одеялом фон Валленберга! Маркграф досадливо нахмурился - никому в этом мире нельзя доверять, даже профессиональным разбойникам и похитителям!
Но со времени получения известия прошло больше полугода, может, семья Стефании уже узнала о том, что она жива? Интересно, известно ли старому лису Збирайде о чудом спасшейся крестнице?
Выяснить это можно было несколькими способами. Во-первых, пригласить упрямого барона в Брно и прямо задать вопрос о Стефании. Но его неуместное любопытство могло вызвать нежелательные вопросы. Во-вторых, можно было отправиться в дом Збирайды самому, и незаметно расспросить о крестнице близких пану Ирджиху людей.
После недолгого раздумья Генрих решил пойти вторым путем.
Воспользовавшись первым же подвернувшимся поводом, маркграф объявил, что хочет поохотиться в угодьях своего верного вассала - барона Збирайды. Старший сын барона вне себя от счастья поспешил к отцу с радостной вестью, зато двор находился в состоянии полнейшего недоумения, пытаясь понять, что происходит. Время для охоты было выбрано явно неудачное, особенно для такого опытного охотника, как Генрих. Но государи не обязаны ни перед кем отчитываться, и в конце апреля маркграф появился во владениях Збирайды, не слишком обрадованного такой честью.
ЕЛЕНКА.
Когда старший сын Збирайды Тадеуш поведал отцу о чести принимать в гостях самого маркграфа, изумленного пана Ирджиха охватили противоречивые чувства. С одной стороны, он был рад и горд, что Генрих решил почтить своим визитом его дом. Но с другой - все это было очень странно!
- Охота?- без обиняков высказал он сыновьям.- На кого, на юбки девок? Что, в Брно их недостаток или при дворе шлюхи вдруг перевелись? А на какого ещё зверя охотятся в это время года?