- Старый черт,- беззлобно выругался Генрих,- никак не утихомирится, прибавляя мне подданных.
С этими словами он встал с места, утомленно потянулся и зевнул.
- Можешь идти спать! - позволил маркграф и камердинеру.
Свиснув собакам, мужчина направился в спальню.
Войдя в комнату, он тоскливо застыл перед монументальным сооружением, мало похожим на кровать. Это больше смахивало на слоеный пирог из-за невероятного количества перин и тюфяков, на которые к тому же надо было взбираться по лестнице чуть ли не под основание бархатного балдахина.
Маркграф раздраженно вздохнул, оглядывая это диковинное лежбище. Он предпочитал жесткие постели и, разумеется, низкие, но понятно, что данное ложе соответствовало, прежде всего, уважению, которое испытывал перед ним хозяин дома. И мало кто думал об удобстве человека, который до кончика носа потонет в лебяжьей перине, страшась из-за неловкого движения, свалиться вниз и сломать себе шею!
Пока Генрих с тоской взирал на кровать, собаки разбежались по комнате, подыскивая себе поудобнее местечко для сна. Им можно было только позавидовать!
Но тут мужчина вынужден был насторожиться, заслышав злобное рычание одной из псин, раздающееся с другой стороны кровати. Так как самой собаки из-за горы перин не было видно, маркграф озадаченно обошел сооружение, чтобы взглянуть - что её встревожило? Но к тому времени, и все остальные собаки обеспокоенно столпились около собранной в виньетку ткани балдахина. Там явно кто-то находился!
Генрих не столько испугался, сколько удивился. Резко осадив псов, которые уже не шуточно собирались разобраться с незнакомцем, он отдернул ткань и замер, пораженный.
К стене испуганно прижалась очаровательная девушка. Черные, буйными кудрями вьющиеся волосы, ладная точеная фигурка, черные сверкающие глаза и яркие пухлые губы. Ему бросились в глаза и странный беспорядок в одежде, и (самое непонятное) босые ноги, не только без башмаков, но и без чулок! Генрих никогда не видел Елену, и ему её никто не описывал, но сразу же понял, кто перед ним.
- Пани?- грозно приподнял он брови, хотя сама ситуация ему показалась весьма забавной.
Девчонку от него спрятали, а она в ответ проникла прямиком в его спальню. Хороша, нечего сказать! Вот так воспитание дал Збирайда своей младшей воспитаннице!
Похоже, сестра скромницы Стефки прирожденная бесстыдница. Но, так или иначе, было заметно, что девчонка растерялась. Одно дело - проникнуть в спальню к мужчине, другое - довести визит до конца! Но Генрих не собирался помогать девчонке - зачем ему такая докука? И все же было любопытно, что эта глупышка намеривается делать дальше?
Прошло несколько томительных минут обмена взглядами, прежде чем сгорающая от смущения девушка неловко присела перед ним в реверансе и тихо представилась:
- Я Елена Лукаши, мессир!
Генрих устало рассмеялся, раздумывая, уж не позвать ли слугу, чтобы он вывел назойливую девчонку прочь, и он смог сомкнуть ресницы. День был достаточно утомительным, чтобы ещё морочить себе голову разговорами с сельскими простушками.
- И что вам, пани Елена, нужно в спальне мужчины?
- Я хотела бы с вами поговорить!- прошептала та, опуская глаза долу.
- Ночью? Что, для этого не будет дня?
- Но меня насильно увезли,- принялась горячо оправдываться юная гостья, нервно теребя шнуровку корсажа,- заперли в Лукаши у бабки, и я с большим трудом выбралась оттуда и тайком ото всех проникла сюда! Мне так хотелось вас увидеть, ваша светлость!
- Зачем я вам понадобился?
Еленка судорожно перевела дух, робко подняв на него черные, сверкающие слезами стыда глаза, и выглядела при этом настолько хорошенькой, что у Генриха поневоле дрогнули губы в улыбке. Положительно, если что хорошего и было у этого черта Збирайды, так это его крестницы. Настоящие красотки! Со Стефкой сестру, конечно, пока не сравнить, но она была ещё совсем юной!
- Итак?
- Разве желание подданной увидеть своего государя, предосудительно?
Надо же, какие обороты речи у деревенской девчонки! Генрих снисходительно хмыкнул.
- Неужели, это зрелище столь желанно?
Её глаза засияли таким неподдельным восхищением, что он поневоле почувствовал себя польщенным, особенно когда она робко выдохнула, сложив в мольбе руки.