- Барон фон Гугенштейн!
Перед собранием оказался высоченный толстяк. Дон Мигель его едва помнил, но он точно был среди гостей на его свадьбе - такую курьезную физиономию захочешь, не забудешь!
- Барон,- обратился бальи к толстяку,- вы можете подтвердить, что были свидетелем венчания графа де ла Верда и девицы Стефании Лукаши в сентябре два года назад?
Гугенштейн напыжился от важности и так гаркнул в ответ, что присутствующие поморщились:
- Клянусь святыми мощами св. великомученицы Катерины, что присутствовал при венчании графа с дамой Стефанией, мало того, о завершении брака именно в ту ночь красноречиво поведала простынь новобрачной, ради которой его светлость велел спустить свой собственный штандарт. Она развевалась над округой все дни, которые граф провел с молодой женой в своем замке.
В зале раздался ропот возмущенных голосов. Над головой де ла Верды собиралась нешуточная гроза. Наказанием за клятвопреступление в ту далекую эпоху могла стать и смерть.
- Прошу тишины,- прикрикнул король на подданных, и с ласковостью кота, поймавшего мышь, глянул на побледневшего от такой напасти дона Мигеля,- ну, граф, что вы можете сказать в свое оправдание?
Дон Мигель хмуро хмыкнул. Что он может сказать в оправдание? Весьма много! Не переслушаете!
- Это было повторное венчание,- сухо заявил он,- мне хотелось повторить обряд уже без спешки и в более торжественной обстановке!
- Может, и девицу вы лишили невинности повторно,- не выдержав, съязвил принц Генрих, глаза которого сузились нескрываемой ненавистью,- есть ли у вас свидетели того, что вы не лжете?
Дон Мигель раздраженно перевел дыхание. Все это было так некстати!
- Свидетелем является епископ Братичелли, он присутствовал при первом венчании. Но его здесь сейчас нет, его преосвященство в Англии!
Лицо Генриха совсем не венценосно исказилось злорадством.
- Значит, у вас нет свидетелей!
Де ла Верда презрительно смерил глазами напыщенного мальчишку. Этому принцу всегда не хватало выдержки!
- Вы не дали мне закончить, ваше высочество! Подтвердить мои слова может находящаяся здесь графиня де ла Верда.
- Пригласите сюда графиню,- приказал король, поудобнее устраиваясь на троне.
Дон Мигель с горечью отметил, что эта история развлекает Людовика. Трудно понять, что двигало королем, когда он решил вынести столь деликатный и частный вопрос на всеобщее обсуждение, но смутно граф догадывался, что всему виной тот самый философский камень, о котором его величество расспрашивал несколько дней тому назад. Очевидно, король затаил обиду за нежелание посвящать его в суть дела.
Между тем, в зале появилась графиня. Вот где пригодились ночные труды служанок, и Стефка смогла предстать перед столь значительным собранием во всем блеске своей красоты. На ней было синее шелковое платье-роб, расшитое по подолу золотом и отороченное мехом куницы - по моде того времени, оно подчеркивало её беременность особыми складками под грудью. Голова была закутана в тончайшую, пропущенную под подбородком белую вуаль, придерживаемую двойным валиком из светло-розового шелка. Это обрамление искусно подчеркивало её изысканно утонченную и светлую красоту, делая синие глаза прозрачными, а кожу лица особенно нежной. Ангел, да и только! По залу, заполненному сплошь мужчинами, прокатился всеобщий восторженный вздох, сменившийся рокотом восхищенных голосов.
- Да,- задумчиво потеребил подбородок Людовик, внимательно рассмотрев женщину,- вы, граф, повторили участь Париса, укравшего Елену Прекрасную.
И неприятностей собрал на свою голову не меньше человека, загубившего целое государство ради сомнительного удовольствия стать прелюбодеем! Так что сравнение графу отнюдь не польстило.
- Царь Менелай был мужем сей дамы, тогда как граф Палацкий только женихом! - счел нужным заметить де ла Верда.
Тем временем два пажа поставили для беременной графини итальянское кресло, на которое она и опустилась, одарив присутствующих безмятежной улыбкой. Но когда её глаза выделили из толпы незнакомых придворных Генриха и Ярека, безмятежность моментально сменилась радостным волнением. Это были люди из её прошлого, такого чистого и незамутненного, что оно не могло не вызывать ностальгии даже по бабке Анельке. В конце концов, жизнь показала, что суровая пани Лукаши была во многом права, и если бы внучка внимательнее прислушивалась к словам старухи, как знать, может, и не оказалась бы замешана в эту дикую историю!