Выбрать главу

   Судовой капеллан смущенно крякнул, хотя до этого добродушно сносил все нападки на свой клир.

   - Но священникам запрещено играть в шахматы!

   - Наверное, инквизитор считает, что на него это не распространяется! - едко заметил сэр Уильям.- Да, и вообще, правила существуют, чтобы их нарушать! Так что он там задумал с живыми шахматами, наш арагонский проказник?

   Сэр Джеймс залпом выпил содержимое своего бокала:

   - Для игры он использует еретиков - даже если их виновность и не была доказана. Отобранных несчастных одевают в белые и чёрные одежды и расставляют в виде шахматных фигур на раскрашенных клетками плитах залы. Играют в такие шахматы два старых слепых монаха. Стоит одному из них "съесть" фигуру другого, и на соответствующую клетку приходит палач и казнит несчастного, лишая его жизни или копьем, или мечом. К концу игры всё шахматное поле залито кровью мертвых "шахматных фигур".

   - А победившие фигуры? - полюбопытствовал сэр Энтони Мэтлок, капитан судна "св. Маргарита". - Какова их судьба?

   - Победивших нет! По окончании игры всех оставшихся в живых отправляют на аутодафе.

   - Неужели это происходит в наш просвещенный век?

   - Увы, Арбуэса свирепствует, население Сарагосы тает...

   Стефка зябко поежилась, хотя в каюте, не смотря на распахнутые окна, было душновато. А она ещё фон Валленбергов считала извергами! Те уже несколько веков назад отказались от резни на шахматном поле, да и с выигравшими поступали, в меру своего разумения, справедливо.

   Мужчины продолжали говорить о своем, а она уныло размышляла, что дать человеку жизнь можно только одним способом, зато, чтобы отнять существуют тысячи способов! И здесь людская фантазия неистощима!

   После того, как Сэлисбурн представил её своим людям, как подругу, положение Стефании на корабле полностью изменилось. Теперь она подолгу гуляла с Сидом по палубе в утренние и вечерние часы, и с ней вежливо и даже подобострастно раскланивалась команда, но зачастую ребенка забирал из рук матери, какой-нибудь из моряков.

   - Давайте его сюда, миледи!- добродушно предлагал тот. - Пусть у вас руки отдохнут, парень-то уже тяжелый! Нам сэр Чарльз все уши прожужжал прежде, чем покинуть "св. Стефанию", чтобы мы помогали вам. Мальчонка вырастет самым настоящим морским волком, раз с молоком матери впитывает море.

   Как-то имени Чарльза коснулись они и в разговоре с сэром Джеймсом.

   - Я боюсь, что стану причиной охлаждения между отцом и сыном! - пожаловалась Стефания.

   Но собеседник отнюдь не разделял её опасений.

   - Всё уладится, миледи! Вот увидите, мальчишка не будет вам больше досаждать! Ему дадут возможность удовлетворить юношеское любопытство относительно женщин, и он перебесится!

   Но все оказалось совсем не просто.

   Спустя десять дней после высадки к каравелле пристало сразу же несколько шлюпок, и с них высадилась шумная толпа. Первым на палубе оказался Чарльз.

   Надо было видеть, как помрачнело его сияющее радостью лицо при виде отца и женщины, к которой он так спешил. Отцовская рука, по-хозяйски обвивавшая стан Стефании, лишала юношу последних надежд по-другому объяснить, происходящее перед глазами.

   Он ничего не сказал, и ни о чем не спросил, тихонько забрав свои вещи из отцовской каюты.

   Несколько дней он избегал Стефании, но потом не выдержал, и все-таки приблизился к женщине с ребенком.

   - Как ты тут жил без меня, Сидней?

   - Скучал! - виновато улыбнулась Стефания.

   По его потухшим глазам и осунувшемуся лицу становилось ясно, что Чарльз тяжело переживает её "измену". Но Сид, действительно, заулыбался, едва только увидел свою преданную няньку.

   - Он меня узнал! - обрадовался Чарльз, и, забрав из рук женщины малыша, пошел с ним гулять.

   В ту ночь они вышли в море, и, как на грех, вновь заболел Сид. Он вел себя беспокойно, кричал, сердито извивался, как будто хотел выбраться из пеленок. Пришлось позвать Абу Насира.

   - Такое бывает,- сказал тот, осмотрев малыша,- возможно, болит животик, а может, очередной зуб лезет! Десны припухшие! Я дам ему успокаивающую настойку, чтобы вы хоть немного отдохнули.

   Измученная мать едва держалась на ногах от тревоги и усталости.

   - Раз плачет, значит, ему больно?- волновалась она.

   - Не надо успокаивающей настойки,- решил присутствующий при разговоре граф,- давайте его сюда. И хотя я в жизни не имел дел с грудными младенцами, постараюсь с этим сладить. Он меня так достал за последние несколько часов, чертов маленький испанец, как не доставали даже берберские пираты!