- Надо бы побывать при дворе короля Хуана, - обратился он к Гачеку, - да и ты заодно посмотришь на Каталонию. Его преосвященство дает нам месяц отпуска!
- Зачем вас вызывает к себе высокочтимая донна Инесс?- поинтересовался Славек, смазывая его покрасневший нос мазью.
- Я, кажется, догадываюсь,- тяжело вздохнул де ла Верда,- разговор будет идти об отсутствующих внуках. Мать можно понять, - она боится умереть, так и не увидев моих детей. Графиня будет настаивать на моем новом браке, исходя из официального признания Стефании мертвой. Возможно, даже нашла мне невесту по соседству.
Гачек вздохнул в ответ, но по другой причине. Он тоже не мог понять упрямства графа, не желающего вторично жениться. Ведь не вызывало сомнений, что графиня исчезла из их жизни окончательно. Жива она или мертва, к мужу все равно не вернется. Иначе уже давно бы дала знать о себе! Так почему бы не воспользоваться тем, что все считают её мертвой и не жениться вновь? Или, все-таки, для очистки совести не выправить развод? Но де ла Верда был в этом вопросе непреклонен, и оставалось только надеяться, что к материнским увещеваниям он окажется более терпимым.
Но де ла Верда не был бы самим собой, если бы поездка была сугубо личной. Он запланировал посещение Севильи. Ему, видите ли, было любопытно ознакомиться с работой местного трибунала инквизиции. Дипломатия была для него неприятной, тяжелой работой, а вот борьба с ведовством - занятием для души. Славек вел его корреспонденцию по этим вопросам с инквизиторами Германии, Франции и Испании. Он уже не хуже самого дона Мигеля разбирался в данной проблеме, хотя по многим вопросам, надо сказать, их точки зрения расходились диаметрально.
Вот и сейчас, направляясь в сторону Пиренеев, он привычно беседовал со своим секретарем о загадках человеческой натуры.
- Проклятье рода человеческого в его неуемности и беспредельности желаний!
- Но люди - есть люди, и без стремления удобнее устроить жизнь, мы до сих пор бы прозябали во мраке варварства!
- Удобство расположено рядом с грехом услаждения плоти, и истинный христианин должен избегать подобных стремлений, ибо они ведут в ад.
Гачек только фыркнул про себя. Если следовать собственной логике, то в родную Каталонию дон Мигель должен был проследовать в рубище и босой, а не в седле породистого скакуна и в бархатном дорожном плаще, скрывающем стоящую целое состояние золоченую кирасу.
- Я думаю,- мягко заметил он,- что в аду стало бы слишком тесно, если бы туда попадали все, кто стремится, хоть сколько-нибудь обустроить свою жизнь. Что здесь плохого?
Они ехали во главе отряда испанцев, которые шумно радовались возможности, наконец-то, побывать дома, увидеть родные лица и края. И лишь только их сеньора не особо радовала встреча с родовым гнездом. Его мать была женщиной крайне суровой и властной, и графа ожидала массу крайне неприятных разговоров. Чтобы отвлечься от этих мыслей он и вел теософские беседы с секретарем.
- Ничего, - хмыкнул дон Мигель,- кроме способов, при помощи которых это делают люди. Вот, например, книгопечатание. С первого взгляда, вещь очень хорошая! Раньше монахи по году переписывали книги, а теперь - раз, два и готово! За год можно выпускать при помощи станка сотню книг. Возникает вопрос - зачем?
Уж, казалось бы, ко всему привык за эти годы Гачек, но тут даже он растерялся.
- Как - зачем? Книги стали значительно дешевле и доступнее, теперь их могут иметь мало-мальски состоятельные люди, а не только богачи.
- А зачем читать книги ремесленникам? - невозмутимо осведомился граф.- Я уж не говорю тут о вилланах! Чтобы изготовлять оружие или тачать сапоги вовсе не обязательно знать грамоту, а уж тем более, иметь книги. Люди начинают рассуждать о прочитанном, и далеко не всегда делают правильные выводы! Чтение будоражит неопытные умы, часто наполняя их совершенно неуместными в их положении соображениями о том, что они живут неправильно. А там, стоит только испытать небольшой толчок, и простолюдины уже протестуют против существующих порядков и мироустройства, о которых они имеют самое отдаленное представление!
- Мне кажется, что вы драматизируете ситуацию! Далеко не все грамотные люди - бунтовщики и не все бунтовщики - грамотеи! - терпеливо заметил собеседник.