Утром барона осторожно разбудил его слуга.
- Пан Ирджих! К замку подъезжает большой отряд, каких-то людей!
Многолетняя привычка быть всегда настороже, тут же заставила подскочить Збирайду с кровати.
- Кто бы это мог быть?- торопливо одеваясь, осведомился он.
Помогающий одеваться слуга виновато отвел взгляд от его вопрошающего взора. Руки парня заметно тряслись, и в другое время барон бы резко призвал его к порядку, но сегодня... сегодня он сам у себя вызывал дрожь!
- Там орифламма вашего старшего сына, а так же знамя города Брно.
Барон озадаченно нахмурился.
- Брно? Ты ничего не путаешь?
- Так сказал дозорный!- испуганно втянул голову в плечи холоп.
Тихо выругавшись, Збирайда нацепил меч, надел шлем и плащ и уже спускаясь по лестнице вниз, тихо осведомился:
- А людей маркграфа там нет?
- Его штандарт не замечен!
Пан Ирджих презрительно хмыкнул и покачал головой.
- До чего же хитер, щенок! Любит загребать жар чужими руками. Ну, поглядим, что он нам на этот раз приготовил.
Но когда барон поднялся по лестнице на крепостную стену, то помимо толпящихся перед закрытыми воротами всадников, увидел, что вдали появилась ещё одна кавалькада.
- Сташек,- попросил он дозорного,- у тебя глаза молодые, что за знамя развевается над вновь прибывшими?
- Вроде бы как фиолетовый цвет и ещё что-то бело-синее!
- Всё понятно,- хмуро рассмеялся барон,- ай, да Генрих, ну, все предусмотрел! Конечно, я могу оставить за воротами замка глупца сына, не говоря уж об этих немецких колбасниках, но архиепископа не впустить, конечно, не могу! Отдай приказ открыть ворота. Нас ждет отменное развлечение...
ГОРОДСКИЕ ПРИВИЛЕГИИ.
С XIV века городом Брно руководил городской совет из 12 человек во главе со старостой. В это время здесь, как и в Оломоуце (попеременно), проводились моравские земские сеймы, решавшие все вопросы маркграфства, прежде всего хозяйственные, разумеется. После гуситских войн Брно солидно опустел и уже не был столь богат, как в начале века. Здесь проживало всего лишь около пяти тысяч человек. Но, тем не менее, жизнь кипела не менее бурная, чем и в других городах Западной Европы. Особый статус города, как резиденции маркграфа Моравского заставляло горожан постоянно считаться с наличием властителя в городе, чьи интересы часто не совпадали с городскими. Но никогда, пожалуй, члены городского совета не находились в столь странной ситуации в связи с просьбой маркграфа. Самое противное, что они не понимали, что на самом деле происходит, и это выводило их из себя.
Каждый из этих достойных горожан уже за завтраком узнал, что строптивый барон Збирайда, не иначе как в приступе умопомешательства, на вечернем приеме во дворце открыто обвинил государя в недостойном поведении. Может, поступок смельчака и вызвал восхищение, если бы не смущающие обстоятельства. Во-первых, сам Збирайда мог похвастаться чем угодно, но только не добродетельностью. Во-вторых, никто не понял, в честь чего разразилась буря? Крестница барона пропала уже несколько месяцев назад и до этого открыто жила с Генрихом, и барон молчал. А теперь вдруг ни с того ни с сего его прорвало! И тем более не ясно, зачем Збирайда, ломая все на своем пути, ринулся в собственный замок, когда его и так должны были туда сослать за неповиновение? Вряд ли, маркграф применил бы к пану Ирджиху более суровое наказание - уж больно туманным был инцидент, а за несколько неосторожных слов голов не срубают! В общем, так или иначе, но оказывать такое вопиющее сопротивление барону было незачем, если только его рассудок окончательно не помрачился!
Пока о разразившемся скандале и выходках Збирайды судачили на всех перекрестках Брно, членов городского совета неожиданно, по личному приказу Генриха оторвали от завтрака и вызвали в ратушу.
А дальше начались чудеса в чистом виде. Их взору была представлена хрупкая, маленькая старушка, назвавшаяся урожденной Гутой Хансен. И выяснилось следующее - эта дряхлая бабка, когда-то была горожанкой Брно, приписанной к гильдии трактирщиков, но потом её насильно выдали замуж за приказчика из поместья Лукаши Вацлава Гомульку, и она потеряла статус горожанки, став холопкой Лукаши. Но теперь Гутка просит предоставить своей дочери гражданство вне установленного обычаем срока длиною в год, исходя из бывшего членства в городской гильдии. Старушка была согласна выплатить членские взносы за прошедшие годы, но чтобы её дочь стала полноправным членом гильдии торговцев зерном. В руках она держала вольную дочери, подписанную самолично бароном Збирайдой.