- Дорогая,- заявил сэр Уильям, подавая подруге огромный черный плат,- на невольничий рынок пойдем вместе, чтобы вы меня потом не укоряли, что я привел не ту кормилицу к вашему обожаемому сыну.
- Я боюсь,- испугалась женщина,- мне говорили, что мусульмане без уважения относятся к женщинам!
Это замечание возмутило, и даже обидело присутствующего при разговоре Абу Насира.
- Мы относимся настолько с большим уважением к своим женщинам, что даже глаз не поднимаем на чужих. Закутайтесь в платок так, чтобы были видны только глаза и никто на вас и внимания не обратит. Это у вас - христиан творятся всякие безобразия, а у нас, если даже мужчина берет себе на ночь проститутку, и то заключает с ней временный брак!
- Зачем?- не поняла графиня.
- Затем, что на всякую близость должно быть разрешение Бога!- отрезал араб.
Стефка покраснела от стыда, восприняв это замечание в свой адрес. Сэлисбурн тут же вмешался.
- Не слушай его, душа моя! Зато, чтобы отринуть от себя женщину, пусть даже мать его детей, мусульманину достаточно сказать три раза развод и он свободен, как ветер в пустыне.
- А дети?
- А кого это волнует? Они остаются с отцом, а мать вольна идти на все четыре стороны!
Араб нахмурившись, сверкнул глазами.
- Это неправда, женщина возвращается в семью отца и может вновь выйти замуж!
Пока они препирались, Стефка кое-как закуталась в платок. Обиженный за нападки на обычаи мусульман Абу Насир, ворча что-то по-арабски, залез в шлюпку. И они, отплыв от стоящего на рейде корабля, высадились в порту Танжера. Женщину даже закачало из стороны в сторону, когда она впервые почти за два месяца оказалась на берегу.
Стояла жуткая жара. Изнуряюще полыхало солнце, а вокруг сновало такое множество самого невероятно одетого народа, горланящего на жуткой разноголосице, что она тут же испуганно вцепилась в руку сэра Уильяма. Тот ободряюще сжал её ладонь.
- Не бойся, милая, я тебе никогда не потеряю!
Граф с подругой в сопровождении груженых поклажей моряков двигались по многолюдному городу. Стефания с интересом поглядывала на выбеленные стены зданий, довольно чистые мощеные дороги, вдыхала вкусный, пахнущий пряностями и чужим миром воздух.
Идти оказалось недалеко. Рынок рабов находился на территории самого порта. Здесь действовали, правда, в основном перекупщики, покупавшие товар оптом. Но можно было при желании сторговать и кого-нибудь отдельно. Более жуткого зрелища Стефания никогда не видела. Люди в изодранной и потрепанной одежде, часто со следами крови на запекшихся ранах, сидели на жарком солнце измученные и ко всему безучастные, а вокруг носились продавцы, громко и многословно расхваливающие свой товар. Изредка только кто-то привлеченный европейским видом Сэлисбурна умоляюще протягивал к нему руки.
- Выкупите меня, добрый господин! Верните на родину!
У Стефки каждый раз заходилось сердце, когда она видела измученных белокожих женщин с детьми.
- Дорогой, неужели мы ничем не можем им помочь?!- умоляюще шептала она графу, прячась за его спиной от этих страшных в своей безнадежности светлых европейских глаз.
- Как, милая? Никаких денег не хватит, чтобы помочь этим несчастным, да и куда их потом деть?
- Это судьба, уважаемая ханум,- недовольно одергивал её так же Абу Насир,- с чего вы взяли, что на свободе им будет лучше, чем в рабстве? Хозяева их накормят, предоставят крышу над головой, и никто не заставит насильно, как это делают испанцы по отношению к арабам, сменить веру!
Может и был в его словах резон, но у женщины все равно ныло сердце от боли и жалости при виде мучений этих людей. Наконец, араб и сэр Уильям остановились напротив какой-то женщины, очевидно привлеченные выкриками зазывалы. Стефка робко выглянула из-за плеча графа и встретилась с умным взглядом раскосых зеленовато-карих глаз, принадлежащих полной женщине средних лет, непонятно какой нации, с загорелой кожей и европейскими чертами лица.
- Зазывала говорит, что у этой бабы есть молоко,- перевел для подруги с арабского сэр Уильям,- только я не понял, куда делся её ребенок, то ли украли, то ли умер.
- А откуда она родом? - поинтересовалась графиня.
Опять раздалась абракадабра арабской речи.
- Полька, что ли!
Так..., это уже было лучше - польский язык Стефка более-менее понимала.
- Как тебя зовут, милая!- медленно выговаривая слова, спросила она по-чешски.
И та её также поняла.
- Зося, ясновельможная пани!
- Откуда ты, Зося, и где твой ребенок?!
- Умер, пани! А родом я из Кракова!
- Моему малышу три месяца, и ему нужна нянька, справишься ли ты?
Похоже, полька удивилась.
- Конечно, пани, у самой дома осталось трое деточек!
- А как ты оказалась здесь?
- Это долгая история, пани!
Все это время граф оторопело слушал её.
- Стефания,- счел нужным он вмешаться в разговор,- на каком это языке ты изъясняешься?
- Я с ней говорю по-чешски, а она мне отвечает по-польски, но славянские языки схожи между собой, поэтому мы с Зосей понимаем друг друга. Купите мне её, она подходит!
- Может, ещё поищем?
- Нет, я хочу именно эту!
Граф тяжело вздохнул и начал торг. Стефка вся извелась, выжидая, чем закончится шумная перебранка между мужчинами, в которую охотно включился и лекарь. Всё это время они с Зосей молчаливо смотрели друг на друга.
- Сколько тебе лет?- наконец, поинтересовалась графиня.
- Тридцать пять! Вы не беспокойтесь, я очень сильная.
- Да, с Сидом тебе силы понадобятся!
Наконец торг закончился и граф отсчитал монеты торговцу. Но к удивлению Стефы они, отправив Зосю с кем-то из сопровождающих их моряков на корабль, пошли дальше.
- Куда мы направляемся?
- Да вот,- насмешливо сверкнул глазами Сэлисбурн,- хочу купить, какую-нибудь красивую девочку для Чарльза!
Что? Когда дело касалось подобных вещей, у Стефании отказывало чувство юмора.
- Нет! - твердо сказала она.- Нет! Там где нахожусь я, никогда не будет купленных для проституции женщин! Это мерзко!
- Стефания, - протянул сэр Уильям,- по-моему, ты ...
- Нет! - повысила голос женщина. - Я не хочу, чтобы Чарльз относился к женщине, как к товару! Это может нанести ему неизгладимый вред! Или девушка, может быть, понадобилась вам, сударь?!
- О, аллах, - встрял в разговор лекарь,- и это ваши хваленные европейские женщины! Да как вы только переносите подобное бесстыдство, и позволяете так с собой разговаривать? Это же уму непостижимо!
Стефка пронзила его разъяренным взглядом, но граф уже примирительно обнял её за плечи.
- Успокойся, моя грозная любовь, даже все красавицы мира не заменят мне тебя одной. Хотя ты просто восхитительна, когда ревнуешь, твои глаза напоминают штормовое море - глубоки и ненастны!
Она не могла не улыбнуться, и хотя под платком губ было не видно, сэр Уильям все равно понял, что её настроение изменилось.
- Но вот тучи разошлись,- он нежно заглянул ей в глаза,- выглянуло солнце и пронзило эти темно-синие волны до самого дна! Ты знаешь, любимая, что у тебя самые красивые глаза на свете?
Более неуместного места, чем беспорядочная толчея восточного рынка для объяснений в любви выбрать невозможно, но им было все равно. Стефания вдруг почувствовала, как оживает её сердце после всех разлук и неудач последних лет, как тепло становится на душе, и кровь быстрее течет в жилах. Господи!- сказала она самой себе. - Неужели я, наконец-то, после стольких потерь нашла своего мужчину, с которым мне хорошо даже посреди невольничьего рынка! Как мне страшно, как я боюсь снова потерять и страдать! Но если не любить, то зачем тогда вообще жить?
- Извините меня, господин, - вмешался в идиллию Абу Насир, - но вы долго собираетесь смотреть друг на друга, может, найдете для этого более спокойный уголок?
Но это уже по большому счету не имело никакого значения. Со сладко замершим от счастья сердцем, Стефка последовала за Сэлисбурном. Их путь лежал теперь в ряды совсем с другим товаром. Графиня так и ахнула, увидев божественной красотой переливающиеся всеми цветами радуги драгоценные шелка.