Время шло, хотелось продлить покой, и отстраниться было физически сложно. Пришлось. Вряд ли опекун следил за каждым моим шагом, но сейчас не стоило давать поводы для сомнений. Потерплю, а потом он не посмеет указывать.
Шарвай ждала в холле и загадочно улыбалась. Поймав мой взгляд, она кивнула — успела, слава свету, подруга вернется через пару дней, и мы найдем способ увидеться.
Глава 4
Спустя четыре дня я стала волноваться. Подруга могла продлить визит, могла сломаться карета или возникнуть трудности из-за карантина. Не страшно, но неизвестность изводила, ведь так хотелось со всем разобраться. Я даже задумалась, к кому обратиться здесь, но здравый смысл подсказывал, что стоило молчать и ждать.
Утешали мысли об Аделфе. По ночам я закрывала глаза и водила пальцами по груди или внутренней стороне бедер, представляла его дыхание на коже. Страсть затмила желание говорить с ним или просто находиться рядом, как раньше. Наверное, это хорошо — не время сейчас для любви.
Очередным вечером я стояла на террасе и рассматривала небо. Огненно-оранжевый полукруг солнца окрасил его в золотой цвет, город вдалеке напоминал неровную черную полосу. На эту застывшую яркую картину можно было смотреть вечность, но из комнаты раздался голос Шарвай:
— Верония! Верония, скорее!
Я повернулась, и она налетела на меня. Лохматая, с горящими глазами — послание от подруги, это должно быть оно.
— Вот, смотри, — бормотала Шарвай, путаясь в карманах, — это было в тканях, которые тебе прислали.
Она сунула мне сложенный листок бумаги. Захотелось бросить его и отойти — почему подруга так поступила? Знала ведь, что о ее приезде сообщит кто-нибудь из гостей замка, наша дружба не была секретом. Мне не понравилась эта таинственность, очень.
— Ну, что там? — Шарвай переминалась с ноги на ногу.
Чуя беду, я развернула лист и прочла: «Сегодня в полночь, за старым складом».
— Верония, что там? — ныла Шарвай.
— Подожди.
Я отошла от нее, пытаясь собраться с мыслями. Письмо не от подруги, это нежное создание не решится на такое. Старый склад — одна из самых древних построек замка, там ничего не хранилось, ведь каменные стены едва держались. Туда никто не ходил, а об этом знали только частые гости. В голове возникло множество имен, но никто не подходил на роль автора письма. Зачем им встречаться с невестой мрачного хозяина этой обители теней? Разве что Аделф, но он не сумасшедший, чтобы пробираться сюда ночью.
— Верония? — напомнила о себе Шарвай.
Она с тревогой смотрела на меня.
— Среди ткани, ты уверена? Ее прислала Версена Мулди?
— Да.
Торговка тканью поставляла товар всем обеспеченным семьям в городе, кто угодно мог подкупить ее. Или служанку, что заворачивала товар, или возницу, или слуг замка, которые забирали посылку.
Из комнаты раздался звонкий бой часов, и я подскочила от неожиданности. Шесть вечера, время ужинать. Почему-то вспомнился лукавый взгляд опекуна — что, если это он решил подшутить? После случая с Исари будет не удивительно.
Я не знала, что думать и стоит ли идти. И страшно, и любопытно, и могло оказаться полезно. Слава свету, за едой можно будет успокоиться и подумать не спеша. Велев Шарвай сжечь записку, я вышла в коридор и направилась к лестнице. Старалась быстрее переставлять ноги, только бы скрыться из-под вездесущих взглядов картин. И дверь комнаты опекуна была приоткрыта, поджидала меня, словно пасть чудовища.
Посланники тьмы глумились, не иначе. Мне так нравились мысли о свободе, что она казалась реальной, и стало труднее выносить замок.
Когда я проходила мимо открытой двери, из-за нее раздалось:
— Верония, зайди.
Мягкий, неторопливый голос, ожидание исполнения — опекун. Я замерла, надеясь, что померещилось, но он снова позвал меня. Почему сейчас, после письма и объятий Аделфа? Захотелось кинуться прочь, но опекун только порадуется поводу провести воспитательную беседу.
Я выдохнула, вытянула спину и осторожно зашла в комнату. Узнаю, что ему нужно, и уйду, не стану терпеть глупые прихоти. Внутри было темно, только полоска света пробивалась сквозь зашторенное окно. Виднелись силуэты шкафов, кровати с балдахином и кожаных кресел, в одном из них сидел опекун, закинув ногу на ногу. Черный шелковый фрак поблескивал и не давал ему слиться с мраком. На стоячем воротнике виднелся золотистый узор, ярко выделялся белый шейный платок.
— Проходи, посиди со мной, — промурлыкал опекун.