— Нет, пожалуйста, я больше не буду! Ты же обещал! — горячо вскрикиваю, надрывно всхлипывая, пытаясь встать. Максим неизменно возвращает на спину, не давая возможности избежать его издевательств.
Чем он меня напичкал? Зачем продолжает меня мучить? Мне плохо, сейчас я всего лишь могу снова скатиться к его ногам, и вряд ли смогу подняться самостоятельно. У меня ужасная слабость.
Я себя чувствую так, словно выкрученная тряпка, и физически, и морально. Мысли разбегаются в разные стороны, и голова гудит. Как же душно, невыносимо сложно дышать. Слезы бесконтрольно текут по щекам, и остановить их нет возможности, как и эти обреченные жалкие всхлипы, которые сотрясают мою грудь.
— Господи, Ярослава! Тихо, это всего лишь успокоительное, — он ложится и притягивает меня к своей горячей обнаженной груди, прикрывая обнаженность тонким пледом. — Не трону, — злится он, когда я хоть и слабо, но все-таки пытаюсь отодвинуться от Максима.
— Отпусти, — жалобно шепчу я, но вырываться перестала, обессиленно оставшись на груди Максима, тяжело дыша.
Его сердце так взволнованно бьется… Почему? Очевидно, я себя действительно плохо чувствую и ненадолго потеряла сознание, заставив Господина Гордеева волноваться. Конечно, вдруг он лишится такого неисчерпаемого источника удовольствия, с которым не сможет резвиться и развивать свои таланты садиста.
— Тш-ш-ш, — плотнее прижимает к себе, обвивая меня своими жестокими, но отчего именно сейчас нежными руками.
Максим гладит меня по голове, бережно перебирает каждый локон волос, прижавшись щекой к макушке. Я не понимаю, что происходит, но то, что мне не грозит быть изнасилованной и избитой, успокаивает.
Возможно, такой нервный срыв отнимает у меня последние силы. Чувствую абсолютную апатию и равнодушие.
— Я тоже люблю тебя, малышка, — едва уловимо шепчет Максим, заставив мое сердце испуганно ёкнуть.
Еще немного, и я смирюсь…
Еще немного, и он меня уничтожит.
Часть 15. Телефон
Пробуждаться с разбитым сердцем и мрачными мыслями становится вполне привычно. Я лежу долго и не пытаюсь пошевелиться, кажется, что даже на это не осталось сил.
Мне больше некуда спешить, незачем бежать в душ и причесываться. Бессмысленно думать о чем-то хорошем, когда сама судьба повернулась ко мне… В общем, все паршиво.
Он тоже не спит, и сейчас я ему благодарна за время, когда Максим меня не тревожит, только иногда проводит рукой по плечу или бедру. Мне плохо лишь от мысли, что Гордеев начнет ко мне прикасаться и потребует отработать вчерашнюю проделку в горизонтальном положении. Но ничего не происходит, кроме того, что мужская рука обвила талию и придавила к его торсу немного плотнее.
— Как ты себя чувствуешь? — мужчина не выдержал молчаливого напряжения и через полчаса сдался. Ласково поцеловал в макушку, а второй рукой провел по щеке.
Меня его нежность ни капельки не умиляет, потому что хорошо знаю, насколько беспощадным он может быть в ярости. Легче даже ничего не предпринимать, чем позже страдать или убеждать его в своей любви.
— Нормально, — это не голос, а жалкий шепот запуганной жертвы.
— Взгляни на меня, — требует Максим, и я поднимаю голову, посмотрев в его глаза. Он свёл брови к переносице, угрожающе нахмурившись. — Малышка, что с тобой? — обеспокоенно задает вопрос, но это воспринимается мной, как настоящее издевательство.
Не могу ответить, просто опускаю голову, и щекой прижимаюсь к его груди, закрывая глаза. Если мы начнем выяснять отношения уже сейчас, день будет ужасным. А как я поняла по настенным часам, Максим хочет сегодня провести время здесь, со мной. У меня нет возможности очередной раз оплошать.
Если я права, значит, мне нужно быть безропотною ланью, хотя на другие чувства у меня уже не осталось сил. Страшно попасть под его горячую руку, испытать свою ничтожную зависимость, ведь Максим держит мою жизнь в твёрдом кулаке.
Только, придумай я сейчас новый план побега прямо в его объятиях, начала бы действовать, не прислушиваясь к здравому смыслу. Его близость меня душит, угнетает и медленно убивает… Но это все еще я, та самая непокорная девчонка, которая хочет держаться от Господина Гордеева как можно дальше.
Не могу признать свое поражение и позволить ему обращаться со мной, как с рабыней. Но сейчас прогибаюсь под ним, в потерянных чувствах после вчерашнего.