— Сейчас же поднимайся и иди за мной, — рычит Андрей, смущая меня перед Максимом, когда распоряжается в подобном тоне.
Я растерялась, и так сильно, что ни возражать, ни подчиняться не выходит.
— Остынь. Дома обо всем поговорим. Ты ставишь меня в неудобное положение, — как можно четче произнесла я, сжимая под столом свое платье в прочных кулаках.
— В неудобное положение тебя ставит этот поганый ублюдок, когда нагибает. Не пререкайся, просто встань и иди за мной, — не сдерживается он, а я вздрагиваю от грубых слов, прикрыв глаза. Максим поднимает взгляд на моего брата, обводит внимательным взглядом его полицейскую форму, а потом опускает его на меня, словно спрашивая, может ли он вмешаться.
Я едва заметно отрицательно качаю головой, ощущая, что Андрей может начать распускать руки при каждом удобном ему раскладе. Он остается на грани, а значит его нужно осторожно… Прогнать? И как же это сделать, чтобы избежать кровопролития?
— Пожалуйста, Андрей. Не здесь, — пытаюсь быть очень мягкой и в то же время твердой в просьбе, поглядывая по сторонам, замечая, как люди несмело начинают поворачивать головы к драме, происходящей за нашим столиком.
— Я мешаю? — подозрительно резко смягчается брат, и скалится, подхватив стул от соседнего пустого столика, сев между нами. Удивляюсь выдержке Гордеева, когда мои с братом взгляды не отбивают у него здоровый мужской аппетит. — Вино, обед, пошлая красная помада, сплошной розарий в отделе… — осматривается Андрей, заостряя на мне свое внимание.
— Ты мешаешь, — подавленно лепечу я, осекаясь, когда на стол опускается его кулак. Брат предельно угрожающий, и может быть, я испугалась, но знаю, что Андрей готов меня отчитывать, как проблематичную школьницу с затянувшимся переходным возрастом, но никогда не посмеет сделать больно своими руками. — Тебе лучше уйти, — настаиваю я, переходя на предательский шепот.
— Почему же ты меня прогоняешь? Познакомь, сестренка, с человеком, ради которого ты мне стала врать и поздно возвращаться домой с вульгарными засосами, — продолжает гнуть свое Андрей, любопытно взглянув в сторону тихо обедающего Максима.
Я молчу, за ранее сдавшись. Отодвигаюсь на стуле, встаю под пристальный взгляд Гордеева и брата.
— Прости за испорченный обед, Максим. Думаю, это мне лучше уйти, — делаю одно простое решение — убрать яблоко раздора с поля боя. Брат или последует за мной и не будет выяснять отношения с Гордеевым, или останется с ним, и продолжит в том же духе. Во втором варианте Максим сыграет роль громоотвода, чем упростит мне задачу, принимая на себя основной эмоциональный удар моего брата.
Вот же фантазерка! Мне для начала нужно хотя бы выйти из ресторана…
— Не так быстро, — Андрей перехватывает мое запястье. — Сядь. Сядь, Ярослава, — настаивает брат, и я послушно сажусь обратно, потупив взгляд на настольной ажурной салфетке. — Мне плевать на кого ты залазишь ночью. Я не позволю какому-то… — брат хочет отпустить пару крепких словечек, но я поднимаю взгляд, и он немного сбавляет свои резкие обороты, — скомпрометировать тебя, — договаривает.
Я немного удивляюсь и выдаю замешательство, нахмурившись. Даже Максим не стучит ложкой по супнице, замерев, внимательно рассматривая брата. А он действует. Достает из своего внутреннего нагрудного кармана сложенные вдвое белые декоративные открытки, и мое сердце теперь настолько сильно грохочет в груди, что я невольно морщусь от болезненных ощущений.
— Люблю слушать, как ты стонешь мое имя. Каждый вечер я думаю, как заставлю тебя делать это снова, — брат читает первую, ту самую тайную записку из букетов роз, заставляя меня задохнуться возмущением и смутиться, встречая взгляд Максима. — Я хочу целовать и кусать твою шею, спинку и живот так, чтобы ты стала стонать только для меня, — теперь я наконец-то поняла, что он делал в моей комнате, точнее в сумочке. Гордеев в это время с интересом наблюдает за мной и братом, спрятав свою усмешку за бокалом с вином. — И самое отвратительное: хочу увидеть, как ты ласкаешь себя и этим доводишь до меня беспамятства.
Напряжение спало с меня, как ненужный каменный груз, который я тащила столько дней без передышки. В один момент Андрей обо все узнал и мне больше не нужно скрываться, но меня тут же захлестывает такая холодная злость, что мне впервые хочется вцепиться в брата и хорошенько приложить его лицом к столу.
— Тебе смешно? — рычит он, замечая мою улыбку, которая была скорее истерической, чем искренней. Радоваться чему-то в подобной ситуации слишком безрассудно. — Погоди. Я сделаю все, чтобы вправить тебе мозги на место. А не выйдет у меня, так вправит отец.