– Трое. А может, четверо.
– Я взял с собой меч. Давай-ка проучим их как следует и – домой. Не хочу, чтоб моя жена сошла с ума от беспокойства.
– Нет, Дэвид, так не пойдет. Они-то ведь безоружны. Да и умеешь ли ты обращаться с мечом? – Преследователи, вероятно, успели обойти все окрестные закоулки и в поисках сбежавшей жертвы вернулись туда, где стояли Морван и Дэвид. Звук их шагов эхом отдавался от стен домов.
– Я брал уроки. Сейчас, пожалуй, выдержал бы бой с тобой, шестнадцатилетним, – похвастался Дэвид.
– Звучит обнадеживающе.
– Полно тебе насмешничать. Давай-ка лучше решим, что нам делать. Пускать в ход мечи против безоружных противников непозволительно. Бежать недостойно.
– Стыдно. Стыдно удирать от горстки пьяных ремесленников.
Неторопливо и чинно, ни от кого не прячась, они зашагали по переулку, который выходил в темную аллею.
– Тебе повезло, любезный шурин. Я орудую кулаками куда лучше, чем мечом. Ведь пока ты роскошествовал в королевском замке и обучался воинскому искусству, я дрался за свою жизнь в бедных кварталах Лондона. И знаешь, с удовольствием вспоминаю те времена.
– Слева, Дэвид.
– Вижу. Один вопрос: если их и впрямь четверо против нас двоих, если они все дюжие детины и наши жизни окажутся в опасности, дозволительно ли будет обнажить мечи?
– Да, конечно. Но только в этом случае.
Из тьмы выступили тени, окружая их.
– А вот и наши противники, – пробормотал Дэвид. – Проклятие, Морван, ты пьян! Считать разучился! Их ведь не четверо, а шестеро! Против нас двоих.
Через полчаса оба они сидели в таверне и смывали кровь с костяшек пальцев тряпицами, которые окунали в лохань с теплой водой. Морван время от времени косился на синяк под глазом зятя и царапину на его подбородке. Вдвоем они наголову разбили шестерых. Им даже не понадобилось вынимать мечи из ножен – столь трусливыми оказались противники. Дэвид оказался опытнейшим кулачным бойцом. Морван был несказанно рад, что он так кстати появился близ таверны.
– Однако у тебя отменный меч, – сказал он и, не удержавшись от колкости, прибавил: – Для человека, едва им владеющего.
– Это из Дамаска. – Дэвид любовно коснулся пальцами резной рукояти. – У них превосходная сталь. Клинки выходят легкими, что я считаю немаловажным, и на редкость прочными.
Морван вынул его меч из ножен и взвесил на руке. Оружие и впрямь было легким. Он и сам от такого не отказался бы.
Дэвид сунул разбитый кулак в лохань и стал с гримасой разглядывать ссадины.
– Позволь полюбопытствовать, по какой такой причине ты решил нынче отправиться в этот квартал, где тебя вполне могли укокошить?
Морван положил меч на колени и откинулся назад, оперевшись на шершавую стену лопатками и затылком. Уклониться от ответа было бы невежливо. Тем более Дэвид только что выручил его из большой беды.
– Анна де Леон, дочь почившего Роальда и наследница Ла-Рош-де-Роальд, бретонская амазонка и святая – о ее святости ты, поди, еще не наслышан? – нынче днем предложила мне себя в супруги.
– Боже, какая замечательная новость! Кристиана так на это надеялась. В особенности утром, когда Анна вдруг послала за тобой. И была очень расстроена, что ты так внезапно ушел. Решила, дело у вас не сладилось.
– Ничего подобного.
– Ты хочешь сказать, что принял ее предложение?
– Пока нет.
– Если говорить о делах имущественных, тебе вряд ли попадется лучшая партия.
Он и сам это знал.
– Прости, что вмешиваюсь, но в своем ли ты уме? Красавица, богатая наследница. А то, что ты без памяти в нее влюблен, каждому ясно, брат! Стоит только посмотреть на тебя, когда она рядом.
– Она поставила мне невыполнимые условия.
Дэвид пожал плечами:
– Так попытайся их изменить. Поторгуйся с ней.
– Она сказала: все или ничего.
– Глупости! Люди говорят одно, а делают другое. Ты ведь не в осажденной крепости, когда надо принять условия противника, чтобы сохранить жизнь. Это коммерция, брат. Обо всем можно договориться, было бы только желание и терпение. Беседуй с ней. Используй свои преимущества – в обмен на мелкие уступки требуй от нее значительных послаблений. Все очень просто. Только смири свою дурацкую гордость. А если пожелаешь, я возьму на себя переговоры с ней.
«Смири свою дурацкую гордость». Легко сказать!
– Ей самой выгодна эта сделка. Иначе она тебе ее не предложила бы, – уверенно продолжил Дэвид. – Эдуард подумывает отдать ее за сэра Жиля, чтобы поквитаться со своим долгом. Выбор у нее не так богат, как ей, возможно, представляется. Разве что она сама предложит одного из тех, кому король должен не меньше, чем Жилю. Скажем, тебя.
– Ты в курсе всех придворных интриг.
– Земля слухом полнится.
«Вот-вот, – подумал Морван. – В особенности там, где ступают бойкие ноги Дэвида де Абиндона».
– Уж не вызвался ли ты в советчики королю по этим делам, Дэвид? Не подбросил ли ему одну-две идеи в дружеской беседе?
– Ты мне льстишь, Морван. Да кто я такой, чтобы давать советы его величеству? Я продаю ему шелка, и только.
– Предупреждаю тебя, это опасная игра. И если ты в нее уже ввязался, отступи, пока не поздно.
– Брось сгущать краски, Морван. И успокойся, никто и не думал тебя принуждать. Сейчас твой ход. Можешь его сделать, а не захочешь, так откажись.
– А леди? Ей отказано в праве принимать решения?
– Ты насчет аббатства? Забудь. Никто ее туда не отпустит. Эдуард лично принял такое решение. Замужество – наилучший для нее выход, поверь. Ведь его величество по-прежнему не отказался и от других своих идей относительно ее судьбы. И вообще, что она забыла в монастыре? Ей там не место, Морван. Она строптива и своевольна. А монахиням приличествуют послушание и кротость, насколько мне известно.
– Пойдем-ка лучше домой, и пусть Анна и Кристиана попричитают над нашими боевыми ранениями и обзовут повесами.
– Спасибо за приглашение, но я вернусь к Солсбери.
– Но почему? Самое время поговорить с Анной и все уладить.
– Мне надо прежде обдумать каждое свое слово. Эта девица – блестящий стратег. Многим воинственным баронам до нее далеко. Она великолепно спланировала бой с Гюрваном и победила его. А как умно она управляет владениями, какие доходы получает от продажи породистых лошадей, которых сама же и разводит! Нет, Дэвид, только дурак будет без подготовки разговаривать с Анной де Леон.
Ранним утром Морвана провели в королевские покои. Ему не пришлось ждать аудиенции у дверей приемной вместе с другими просителями. Эдуард немедленно отозвался на письмо, которое тот отправил в замок накануне.
В приемной не было никого, кроме самого Эдуарда. Морван приободрился. Это был хороший знак. Аудиенция будет носить сугубо частный характер. Он сердечно приветствовал монарха, тот ответил ему улыбкой и предложил сесть в мягкое кресло у стола.
– Сожалею, что не смог повидаться с тобой раньше. Государственные дела занимают все мое время, – сказал король. – Но я получил твое предыдущее письмо и, во исполнение твоей просьбы, принял леди Анну де Леон, чтобы разобрать ее дело.
– Благодарю вас. Однако сегодня я не выступаю ходатаем от ее имени.
– Разумеется. Ты пришел говорить о своем. Это явствует из твоей подписи под прошением на мое имя: «Морван Фицуорен, лорд Хэрклоу». – Король произнес это ровным, спокойным голосом, но Морвану было очевидно, что тот недоволен им.
Его величество покусывал губы и нервно касался усов кончиком пальца. Это означало, что он ничего не позабыл, хотя со времени тех событий, на которые в своем письме намекнул Морван, миновало немало лет.
– Я решил, что мне пора отправиться на север и восстановить честь нашего рода. Прошу вашего благословения и помощи.
Эдуард нахмурился. Морван готов был побожиться, что его величество словно воочию видит себя самого в шатре у шотландской границы, где он четырнадцать лет назад поклялся отомстить за смерть Хью Фицуорена. Но достаточно ли тверда память монарха? Предстали ли перед его внутренним взором еще двое – истощенная, сломленная горем женщина и мальчик, которому минуло всего десять лет?