Глава 4
Морван заметил Анну, как только она прошла через дверцу ограды. Он стоял у входа в свой шатер, любуясь вечерним небом и отыскивая взглядом созвездия, названия которых узнал еще в детстве от своего учителя.
Он знал, что она придет к нему. Вот уже почти час он ждал ее прихода.
Волосы ее на сей раз были зачесаны назад, надо лбом сверкал узкий серебряный обруч. Она успела также переодеться: теперь наряд ее состоял из просторного темно-синего платья с длинными рукавами и мягких кожаных туфель. Из-под длинного подола платья при каждом ее шаге показывались изящные щиколотки, обтянутые лосинами.
– Я принесла вам ужин.
Морван отвел в сторону парусиновый занавес, пропуская ее вперед, а войдя в свое жилище, придвинул стол и стулья к ложу, которое помещалось у очага. Анна поставила корзинку на стол.
– Надеюсь, вы составите мне компанию? Она помотала головой:
– Я сыта. Но не откажусь от бокала вина. Усевшись на стул, она чинно сложила руки на сомкнутых коленях и выпрямила спину. Морван принялся за еду. Его взгляд его то и дело обращался к Анне. У нее была поистине царственная осанка. Так могла бы держаться одна из древних королев-воительниц.
Она вскинула на него глаза, и Морван не мог не отметить про себя, что взгляд ее, прямой и честный, как и прежде, сделался теперь каким-то настороженным.
– Сэр Морван, мы с вами почти не знакомы. Если вы предпочитаете одиночество, я тотчас же удалюсь. А коли желаете продолжать ужин в моей компании, я останусь здесь.
– Останьтесь, прошу вас.
Он склонился над блюдом с хлебом и мясом. В шатре повисло молчание, и Морван с радостью отметил про себя, что Анну оно, похоже, нисколько не тяготит и не смущает. Он был благодарен ей за то, что она не сделала попытки развлечь го пустой, ни к чему не обязывающей болтовней. Эта женина, по-видимому, знала цену словам и произносила их, ишь когда ей в самом деле было что сказать.
Поймав на себе его одобрительный взгляд, она пригубила вина и наконец прервала тишину вопросом:
– Где ваш дом, если не секрет?
Морван вздохнул. Он предпочел бы не говорить о себе. Куда лучше было бы наслаждаться ее обществом в благословенной тишине или, если уж на то пошло, беседовать на иные темы. Но оставить вопрос без ответа было бы невежливо. К тому же радушная хозяйка имеет право знать, кем является ее нежданный гость.
– Наша семья жила на севере, у границы с Шотландией. Наше поместье называлось Хэрклоу.
– Жила? А теперь?
– Четырнадцать лет назад земли наши захватил один из неприятелей, владетельный лорд. Мой отец погиб, защищая замок. Я тогда был совсем еще мальчишкой. Нам только и оставалось, что сдаться на милость победителя. Такой ценой все мы – сестра, мать и я – сохранили свои жизни. Мать отправилась к королю. В прежние годы, будучи еще принцем, Эдуард был дружен с моим отцом, и он взял нас под свою опеку и защиту.
Анна слушала его, не перебивая. Отпив из своего бокала, он продолжил:
– Вскоре мать умерла. Эдуард оставил меня и сестру при дворе.
– Так вы воспитывались во дворце?
– Пока не возмужал настолько, чтобы принять участие в военном походе под предводительством сэра Джона Чандроса. Вернувшись, я стал нести рыцарскую службу при дворе.
– Вам пришлась по душе придворная жизнь? – Анна, слегка сощурившись, пытливо взглянула на него.
– Лживые люди, лживые чувства, все проникнуто фальшью и притворством. Любую будущность может разрушить одно неосторожное слово, случайный жест…
Она вопросительно изогнула брови, изящные очертания которых напоминали крылья сокола.
– И вышло так, что слово, жест или взгляд поставили крест на вашем будущем при дворе? – Это было скорее утверждение, чем вопрос.
Проклятие, эта женщина умна и проницательна. От нее мало что может укрыться.
– Три года назад я навлек на себя гнев его высочества наследного принца. Примерно в это же время я понял, что король не поможет мне вернуть мои владения. Когда наши войска выступили в Нормандию, чтобы сражаться против французов, я отправился туда с Эдуардом, но твердо решил не возвращаться ко двору. Теперь я зарабатываю на жизнь своим мечом. Так честнее.
Анна поднесла бокал к губам, придерживая его обеими руками, и отхлебнула немного вина.
– Скажите, а верно, что при дворе прежде часто устраивали рыцарские турниры, теперь же король их запретил, чтобы цвет рыцарства не рисковал попусту своими жизнями?
– Вы рассуждаете как женщина, миледи.
– Да нет же, вы меня неверно поняли. Я-то как раз сама была бы не прочь принять участие в турнире. В таком, где разрешается сражаться всеми видами оружия. Ведь традиционное оружие на турнирах – копье. Кстати, как вы к нему относитесь?
– Предпочитаю меч, но копье, как вы сами только что изволили заметить, по-прежнему считается оружием, наиболее подобающим настоящему рыцарю. – Ему с трудом верилось, что все это происходит не во сне, а наяву: надо же, эта прелестная леди рассуждает об оружии, словно заправский вояка! – А вам что по душе, копье или меч?
– Ни то и ни другое. Лук. Оружие трусов. Но ведь я всего лишь женщина, сэр Морван.
– Представьте себе, это сразу бросается в глаза.
– Далеко не всякому, – возразила она. – Многие принимают меня за юношу. Даже вы обознались в первую нашу встречу.
Так-так. Она проигнорировала его галантное замечание и пылкий взгляд, которым он сопроводил свои слова. Что ж, придется оправдываться.
– Но ведь там было темно. Всякий на моем месте обманулся бы.
– Это зачастую спасает меня от беды. Я ведь часто езжу верхом без сопровождения. Многих вводят в обман мое платье и манера держаться.
– Побойтесь Бога, леди Анна! Как же это вы отваживаетесь выезжать из крепости в одиночку, когда кругом полно дезертиров, разбойников, когда из-за войн и эпидемий мир словно перевернулся и жестокости людской нет предела?!
– К сожалению, у меня гораздо больше обязанностей, чем слуг, которые могли бы составить мой эскорт.
Теперь она приняла более непринужденную позу, откинувшись на спинку стула, так что под платьем стали угадываться изящные изгибы ее тела. Морван снова отметил про себя, что ноги ее, во всяком случае, щиколотки, видневшиеся из-под края платья, были на удивление стройными и мускулистыми, словно изваянными резцом талантливого скульптора. Он скользнул взглядом по ее покатым плечам, немного превосходившим шириной округлые бедра, и поймал себя на мысли, что больше всего на свете желал бы сейчас увидеть ее грудь, чтобы воочию убедиться, что форма ее столь же безупречна, как и остальные части этого восхитительного тела.
– Я вам кажусь забавной, не так ли? – спросила она, неверно истолковав его взгляд. – Наряжаюсь в мужское платье, владею мечом, стреляю из лука, задаю вопросы о рыцарских турнирах. Вы в душе смеетесь надо мной, признайтесь. И считаете, что я ради развлечения подражаю мужчинам.
– Я нахожу вас необычной, особенной.
– Необычной. Особенной. Что ж, многие на вашем месте не были бы столь деликатны в выражениях.
– Неужто же я ненароком обидел вас?
– Нисколько. Я мало считаюсь с мнением окружающих. Особам вроде меня ничего другого не остается, как пренебречь суждениями ближних. Значит, по-вашему, я необычная, особенная. Звучит неплохо. И все же в ваших словах угадывается невысказанное неодобрение.
– Вы очень храбры. У кого повернулся бы язык упрекнуть вас в этом? И все же я считаю, что женщинам необходимо иметь надежную защиту.
– Вот-вот, защиту. И слепо повиноваться своему защитнику. Одно ведь непременно предполагает другое, разве нет? – Нарочито отвернувшись, она помешала поленья в очаге и вдруг резко сменила тему разговора: – Судя по вашим словам, вы рассчитываете вернуть свои владения?
– Это мое самое заветное желание.
– Но время неумолимо, и с каждым годом надежда на осуществление этой мечты делается все более призрачной.
Морван вздрогнул от неожиданности. Казалось, этой девушке удалось прочитать его мысли. Те, которые он гнал от себя, как назойливых мух, которые боялся воплотить в слова, чтобы они не обрели плоть, не стали реальностью.