11. Акуэс
Акуэс, когда лакедемоняне из-за предательства ночью захватили Тегею, своим гоплитам дал пароль убивать спрашивающих пароль. Ведь аркадяне согласно приказу не спрашивали, а спартиаты, не зная ночью места, не узнавая друг друга и из-за этого спрашивая, уничтожались аркадянами.
12. Фессал[83]
Фессал, когда беотийцы, населяющие Арну[84], с фессалийцами[85] вели войну, хитростью победил, без битвы. Дождавшись безлунной и темной ночи, он приказал, чтобы воины, рассеявшись по равнине одни в одном месте, другие — в другом, на вершинах гор факелы и светильники зажигали, и поднимали, и снова опускали. Беотийцы[86], увидев явление огня, подобного кружащимся молниям, испугались, и с мольбой о защите к фессалийцам обратились[87].
13. Менелай[88]
Менелай, возвращаясь из Египта[89] и ведя с собой Елену, причалил к Родосу[90]. Поскольку Тлеполем погиб под Троей, его жена Поликсо горевала о муже. Когда кто-то принес весть, что прибыл Менелай с Еленой, она, желая отомстить этому человеку[91], побежала к кораблям со всеми родосцами, мужчинами и женщинами, взявшими огонь и камни. Менелай, удерживаемый ветром от того, чтобы вывести корабль в море, спрятал Елену в нижней части корабля, а ее наряд и диадему надел на самую красивую служанку. Родос-цы, совершенно уверенные, что это Елена, огонь и камни направили на служанку, и, получив смерть Елены как справедливое возмездие за Тлеполема, удалились. А Менелай вместе с Еленой уплыл[92].
14. Клеомен[93]
Клеомен, царь лакедемонян, воевал с аргивянами и расположился против них лагерем. У аргивян была добросовестная стража, которая наблюдала за действиями врагов. Все то, что Клеомен желал, он объявлял войску через глашатая, и те спешили выполнить точно так же. Когда лакедемоняне вооружались — те со своей стороны тоже вооружались, когда выступали против врага — те тоже выступали, когда отдыхали — тоже отдыхали. Клеомен втайне дал приказание: как только будет дан сигнал завтракать — вооружаться. Итак, он приказал; аргивяне занялись завтраком. Клеомен, приведя вооруженных лакедемонян, с легкостью невооруженных и лишенных доспехов аргивян убил[94].
15. Полидор[95]
Полидор, когда лакедемоняне с мессенцами двадцать лет воевали, притворился, что имеет несогласие с царем из другого дома, Фе-опомпом, и послал перебежчика, сообщающего, что они враждуют и собираются друг друга покинуть. Мессенцы выжидали. Феопомп снялся с лагеря и спрятал свое войско неподалеку в убежище. Увидев это, мессенцы пренебрегали силами одного Полидора и, выйдя со всем войском из города, бросились в битву. Феопомп, когда лазутчики дали знак, тайно обойдя сражающихся, захватил пустую цитадель и нападал на мессенцев сзади, а воины Полидора — спереди. Со всех сторон подвергшись нападению, мессенцы силою были взяты в плен[96].
16. Ликург[97]
1. Ликург божественным страхом заставил лакедемонян повиноваться своим законам[98]. Если он изобретал какой-либо закон[99], то, отправившись в Дельфы, спрашивал бога, будет ли тот полезен[100]. Пророчица, подкупленная деньгами, всегда возвещала, что полезен[101]. Лаконцы из-за страха перед богом повиновались законам как изречениям оракула.
2. Ликург предписал: «Против одних и тех же, о лаконцы, не ходите часто в поход, чтобы вы не научили воевать своих врагов»[102].
3. Ликург наказывал лаконцам: «Бегущих врагов не убивайте, чтобы они считали, что бежать выгоднее, чем оставаться»[103].
83
Фессал — в греческой мифологии упоминается несколько лиц с таким именем. Уже в древности возникли споры о том, кого из них надо считать эпонимом Фессалии (Diod., IV, 55, 3; Strab., IX, 5, 23). Любопытно, что согласно одному из сказаний Фессал не участвует в покорении страны, названной его именем — он является лишь родоначальником победоносного воителя Антифа (Apollod. Epit., VI, 15; 15b; Strab., IX, 5, 23). Данная версия заслуживает особого внимания, поскольку действия фессалийцев в ней представлены как решительная военная акция, что находит соответствие в содержании комментируемой стратегемы. В прочих сказаниях, наоборот, делается акцент на мирном характере проникновения фессалийцев, обусловленном родством их эпонимного героя с местными династами (особенно ярко невоенный аспект выражен в предании о Фессале, сыне Ясона. См.: Diod., IV, 55, 2). Необходимо учитывать, однако, специфику наших источников: древнефессалийские предания как таковые не сохранились, и в нашем распоряжении имеются только краткие обобщения их содержания, выполненные авторами значительно более позднего времени (Аполлодор, Страбон и другие). За немногословностью таких «отчетов» можно предполагать самые различные повороты мифологического сюжета. Так, утверждение Фессала, подкрепляемое родственными связями, отнюдь не исключало возможность конфронтации в той или иной форме, с другой стороны, текст Полиэна указывает на то, что проникновение фессалийцев в конечном счете произошло без кровопролития. Следовательно, нам нелегко определить, какому именно сказанию мы должны отдать предпочтение. См. также: Polyaen., VIII, 44.
84
Арна — древнее название Фессалии. Согласно традиции, возникло по имени Арны, матери Беота, эпонимного героя беотийцев (Diod., IV, 67, 6). Существовал в Фессалии и город, называвшийся Арна. Кроме того, беотийский полис Херонёя в старину также именовался Арной (Paus., IX, 40, 5), что свидетельствует о распространенности и значимости данного топонима в культуре и мифологии беотийцев.
85
Фессалийцы — ветвь греческого народа, родственная эпиротам. В этногенезе фессалийцев, вероятно, приняли участие негреческие компоненты (не случайно одна из легенд связывала с деятельностью Фессала, племенного эпонима фессалийцев, обустройство святилища Зевса в Додоне, история которого уходила в догреческое прошлое Эгеиды. См.: Strab., VII, 7, 10; IX, 2, 4; Hyg. Fab., 225). Во II тыс. до н. э. фессалийцы населяли бедные и гористые районы на северо-западе Греции. Их экономический уклад отличался архаическими чертами (заметим, в частности, что археологи до сих пор не обнаружили в этом регионе каких-либо признаков урбанизации, современных микенским центрам). Уступая своим соседям по уровню экономического и культурного развития, фессалийцы, вместе с тем превосходили их воинственностью и представляли для них значительную угрозу. См.: Wase A., Thompson М. S. Prehistoric Thessaly. Cambridge, 1912.
86
Беотийцы — под названием Βοιωτοί известна группа племен, в исторические времена населявшая область между Аттикой и Фокидой (наиболее значительный центр — город Фивы). Говорили на эолийском диалекте греческого языка. Во II тыс. до н. э. часть беотийцев заняла территорию, позднее известную как Фессалия. В конце II тыс. до н. э. среди греческих племен усилились миграционные процессы, порожденные, видимо, ростом населения и связанной с этим нехваткой сельскохозяйственных угодий. Начало им положило движение фессалийцев из северо-западной Греции в районы расселения беотийцев — именно эти события нашли отражение в легенде, излагаемой Полиэном. Беотийцы, вынужденные сняться со своих мест, в свою очередь, оказали давление на другие племена, в том числе на дорийцев, которые, устремившись на юг, сокрушили, согласно традиции, прославленные ахейские твердыни — Тиринф и Микены. По данным Фукидида, нападение фессалийцев состоялось через 60 лет после окончания Троянской войны, а вторжение дорийцев в Пелопоннес — еще через 20 (Thuc, I, 12, 2; ср.: Hdt., VII, 176; Plut. Cimon., 1). Заметим, что Эратосфен, знаменитый греческий ученый III в. до н. э., относил падение Трои к 1184/3 г. до н. э. (в пересчете на наше летосчисление). Следовательно, мы можем датировать столкновение фессалийцев с беотийцами 1124/3 г. до н. э. Однако предложенная дата — одна из возможных и не более; дело в том, что наряду с эратосфеновой хронологией Троянской войны, у греков бытовали и другие оценки времени этого события, которые существенно (в пределах нескольких десятилетий) отличались от взглядов Эратосфена.
87
Хитрость, сходную с той, которую описывает Полиэн, придумали фокидяне (кстати, испробовали они эту свою хитрость на фессалийцах; ведь последние, одолев жителей Арны, стали досаждать фокидянам, которые жили несколько южнее). В полнолуние фокидяне покрасили тела 500 воинов, составлявших отборный отряд, а также их оружие мелом, отчего они стали совершенно белыми. Фессалийцы, решив, что имеют дело с колдовством, не сумели оказать сопротивление и были полностью разгромлены (Hdt., VIII, 27; Paus., X, 1, 11; ср.: Polyaen., VI, 18, 1).
88
Менелай — младший сын Атрея, брат Агамемнона, супруг Елены, получивший от ее отца Тиндарея царский престол в Спарте.
89
Согласно Гомеру после завершения Троянской войны Менелай и Елена долгие годы вынуждены были скитаться вдали от родины, так как боги препятствовали их возвращению домой (Od., IV, 81-85, 125-131, 227-229, 351-586). На восьмой год странствий супруги достигли Египта. Здесь Менелай сумел умилостивить обитателей Олимпа, которые позволили, наконец, ему и его спутникам отправиться к берегам отечества. Позднее тема Египта в мифологической биографии Менелая и Елены получила несколько иное решение. Так, согласно Гесиоду и Стесихору, спартанская царица все десять лет Троянской войны находилась в Египте на попечении фараона Протея, Парис же владел лишь ее призраком; Менелай нашел Елену в Египте на обратном пути при возвращении из-под Трои (данной версией воспользовался Еврипид при подготовке трагедии «Елена»). Геродот рационализировал эту новую редакцию мифа, убрав из нее все сверхъестественное: не бог Гермес похитил Елену и передал ее Протею, а сам Парис, отнесенный бурей к египетским берегам, уступил прекрасную гречанку египетскому царю; не было никакого призрака в Трое, но ахейцы, осадившие город, отказывались верить троянцам, что Елены среди них нет; овладев Троей, ахейцы убедились в искренности объяснений защитников, и Менелай отправился в Египет, где нашел свою законную супругу (Hdt., II, 112-120).
90
Родос — остров в юго-восточной части Эгейского моря у берегов Малой Азии. Греческий эпос ничего не сообщает о пребывании Менелая и Елены на этом острове. Соответствующее сказание появилось, надо думать, в эллинистическую эпоху, когда предания отдельных регионов Греции сделались широко известными и возникла необходимость сгладить обнаружившиеся в них противоречия. В нашем случае следовало увязать общепринятую легендарную традицию о судьбе Менелая и Елены (царь с царицей вернулись в Спарту, счастливо правили и после смерти удостоились божественных почестей) со старинным родосским мифом, одним из главнейших моментов которого явилось насильственное умерщвление Елены (позднее греки явно не понимали содержание этого акта, объясняя его местью царицы Поликсо — мол, Тлеполем, муж этой последней и правитель Родоса, нашел свою смерть под Троей в войне, разгоревшейся из-за Елены; о подлинном значении казни см. прим. 92). Плодом усилий по сведению воедино этих двух столь несхожих традиций стало рождение нескольких вариантов мифа. В версии, которой придерживается Полиэн, визит Менелая и Елены приурочен ко времени их переезда из Египта. При этом Менелай демонстрирует достойную хвалы смекалку, ради описания которой наш автор и включил легенду в свое произведение.
91
Поликсо желала отомстить Менелаю как мужу Елены, из-за которой началась Троянская война, где нашли свой конец многие греческие воины, в том числе и ее муж Тлеполем, сын Геракла, который после невольного убийства своего родственника Ликимния бежал на Родос, где и поселился. Позднее Тлеполем отплыл под Трою с флотом из девяти родосских кораблей и там погиб.
92
На Родосе с незапамятных времен существовал культ богини Елены. Ученые неодинаково толкуют сущность и функции этого божества, но вероятнее всего оно отвечало за произрастание растений (весьма прозрачный намек можно видеть в эпитете Елены Родосской — Дендритис, т. е. «Древесная». Периодически, при наступлении соответствующего сезона ипостась этой богини (некогда — человек, олицетворявший ее, позднее — символическое изображение) подлежала ритуальной казни, необходимой для возобновления природных сил. Рассказ, который сообщает нам Полиэн, уже очень далеко отошел от истинного понимания родосского мифа, но в параллельных версиях предания (см., напр.: Paus., III, 19, 9-10) сохранилось больше откликов с архаичной религиозной практикой и благодаря этому мы знаем, что Елена на Родосе сводила счеты с жизнью, или ее убивали, причем способ смерти (повешание на дереве) лишний раз указывает на первоначальную связь между образом Елены и миром флоры. Предшественники Полиэна, явно не знакомые с подлинным древним значением мифа и скрывавшихся за ним культовых действий, совершенно исказили их истинное содержание, поскольку Елена вместо того, чтобы подвергнуться ритуальной смерти, волей мифографов оказалась отстраненной от исполнения своей религиозной обязанности. Соответственно миф из священного предания превратился в историю с приключенческим сюжетом. Но, заметим, античные авторы не без основания видели в родосском предании эпизод из мифологической биографии Елены Спартанской. Дело в том, что образы Елены в Спарте и на Родосе восходят, насколько можно судить, к единому источнику — богине растительности Елене, культ которой был распространен, кажется, по всей южной Эгеиде, не исключая и Спарту (лучшее свидетельство о почитании Елены в древнейшей Спарте как божества флоры — Theoer., XVIII, 1-6, 24-25, 43-48; о связи Елены с растительным миром см.: Клейн Л. С. Бесплотные герои. СПб., 1994. С. 33-37: другие трактовки образа Елены см., напр.: Skutsch О. Helen, her Name and Nature // JHS. Vol! 107. 1987, p. 188-193). Но с течением времени в религиозно-мифологической традиции Родоса и Спарты накопилось немало различий. В частности, для культа Елены Спартанской особенное значение приобрела тема похищения и возвращения назад царицы — священной правительницы народа, между тем как на Родосе наибольшую актуальность приобрела процедура смерти и воскрешения богини.
93
Клеомен I, сын Анаксандрида, спартанский царь, правил около 520-490 гг. до н. э. В 510 г. до н. э. после падения тирании Писистратидов в Афинах предпринял безуспешную попытку вмешательства во внутренние дела этого государства. Отказался послать военную помощь и поддержать восстание ионийских греков против персов (ок. 500 г. до н. э.) (ср.: Hdt., V, 39; 41-42; 48-51; 64; 70 sqq.). О нем см.: Lenschau Th. König Kleomenes I. von Sparta // Klio. Bd. 31. 1938. S. 412-429.
94
Борьба Клеомена с Аргосом более подробно описана Геродотом (VI, 75-84). Клеомен получил оракул, что завоюет Аргос, и отправился на него походом: это произошло, по свидетельству Павсания (III, 4, 1), сразу по вступлении Клеомена на престол. Зная об этом оракуле, аргосцы стали подражать всем действиям неприятелей, однако были захвачены врасплох с помощью описанной выше уловки. Впрочем, большая их часть скрылась в священной роще героя Аргоса, сына Зевса, откуда Клеомен попытался их выманить, а затем поджег рощу и уничтожил ее. Узнав, какому божеству была посвящена эта роща, Клеомен вернулся в Спарту, решив, что пророчество сбылось и захватить весь Аргос ему не удастся. Ср.: Paus., II, 20, 8; III, 4, 1 sqq.
95
Полидор, сын Алкамена — спартанский царь из династии Агиадов, полководец и реформатор. Время правления относится приблизительно ко второй половине VIII в. до н. э. Вместе с Феопомпом, царем из дома Еврипонтидов (в Спарте одновременно правили две династии — Агиадов и Еврипонтидов; см. прим. 78, 251), стяжал лавры победителя в Первой Мессенской войне, которая завершилась покорением Мессении. Получил известность фразой, пояснявшей цели этого конфликта: «Иду на неразделенную часть земли» (Plut. Apopth. Lac, 63, 2) — заявление царя было ответом на упрек, что он воюет с единоплеменниками (мессенцы, как и спартанцы, принадлежали к дорийской ветви греческого народа); говоря так, Полидор имел в виду, что война идет ради захвата сельскохозяйственных угодий. Кроме того, Полидор и Феопомп отличились на ниве государственного строительства (Plut. Lye, 6). В дальнейшем Полидор пал жертвой внутренней борьбы, охватившей спартанское общество (о распре нам сообщает Тиртей: Arist. Pol., V, 6, 2 (1306b-1307a); некоторые ученые полагают, что эта смута вызвала к жизни многочисленные реформы, вошедшие в историю под названием Ликургова законодательства. См. напр.: Jones А. Н. М. Sparta. Oxford, 1967, p. 12, 33; Forrest W. G. A History of Sparta. London, 1962, p. 55-67). Царь, кажется, был склонен держать сторону рядовых граждан и добился распределения среди них 3000 или даже 4500 новых земельных наделов (вероятно, из земельного фонда разгромленной Мессении), но навлек на себя враждебность знати и был убит неким Полемархом, чье имя или прозвище, возникшее, надо думать, по характеру исполняемых им функций, указывает на принадлежность убийцы к кругам военно-аристократической элиты (Plut. Lye, 8; Paus., III, 3, 1-3; анализ традиции о Полидоре см.: Marasco G. La leggenda di Polidoro e la ridistribuzione di terre di Licurgo nella propaganda Spartane del III secolo // Prometheus. T. IV. 1978, p. 115-127).
96
До конца VI в. до н. э. спартанские законы не препятствовали царям осуществлять совместные походы (запретительные меры появились лишь около 508 г. до н. э., после того как разногласия царей однажды повлекли за собой крупный внешнеполитический провал. См.: Hdt., V, 75). Полидор и Феопомп на протяжении долгой, тянувшейся двадцать лет, Первой Мессенской войны провели, согласно преданиям, немало совместных кампаний. С другой стороны, устойчивая взаимная неприязнь двух параллельно царствующих домов, без сомнения, имела место и в их времена. Но спартанская традиция, на которую опирается Полиэн, кажется, несколько преувеличивает результативность хитрости, построенной на сочетании этих двух факторов (практика общих походов при непростых отношениях между правящими домами Спарты). Причиной тому, может быть, стало желание более четко обозначить перед читателем преимущества осуществленной лакедемонянами ловушки. Во всяком случае Павсаний, который собрал значительное число легенд о спартано-мессенских войнах (материалы этого автора, впрочем, отражают преимущественно мессенскую традицию), отмечает, что генеральная битва на двадцатом году войны отнюдь не окончилась немедленно взятием укрепленной горы Итомы, последнего оплота мессенцев (Полиэн, видимо, имеет его в виду, когда пишет о цитадели), но, напротив, мессенцы, лишившись значительной части войска и большинства военачальников, продолжали героическую оборону на продолжении пяти месяцев (Paus., IV, 13, 5-6).
97
Ликург — знаменитый спартанский законодатель, заложивший, согласно античной традиции, основы государственного строя классической Спарты. Относительно личности Ликурга, времени его жизни, а также содержания осуществленных им реформ уже в древности не было единства мнений. Так, Геродот (I, 65) и следовавший ему Павсаний (III, 2, 3) считали прославленного законодателя дядей и опекуном царя Леобота из династии Агиадов, но Аристотель (Pol., II, 7, 1 (1271b)), а также некоторые другие писатели устанавливали аналогичное положение реформатора к царю Хариллу, представителю династии Еврипонтидов (см. например: Strab., X, 4, 18-19; Just., III, 2, 5). Полный хаос царил и в хронологии — различные авторы помещали Лигурга в широком временном диапазоне, от эпохи возвращения Гераклидов (так, кажется, рассуждал Ксенофонт (Lacón, polit., 10, 8)) до первой половины VIII в. до н. э. (Plut. Lye, 1). Историк Тимей попытался снять многочисленные противоречия, возникшие вокруг образа реформатора с помощью приема, который иногда использовался в позднеантичной науке для сведения воедино трудносовместимых показаний традиции, а именно он предположил, что в разное время у спартанцев могло быть два Ликурга (Plut. Lye, 1). Сверх того, по мнению одних, Ликург создал целиком весь общественно-политический строй Спарты, другие же считали, что порядки, установленные реформатором, в дальнейшем подвергались некоторой корректировке (Hdt., I, 65; Plut. Lye, 1). В антиковедении XIX в. сформировалось весьма авторитетное направление, сторонники которого отказывались видеть в смутной фигуре спартанского законодателя историческое лицо и объявляли Ликурга древнелаконским божеством, связанным с культом солнца (предположительная этимология имени Ликурга — «творец света»). Надо заметить, что данная постановка вопроса имеет надежную опору в источниках, — согласно Геродоту, Ликурга сравнивали с богом (I, 65), в Спарте ему выстроили святилище и совершали в его честь мероприятия религиозного характера (Hdt., I, 66; Strab., VIII, 5, 5; Plut. Lye, 31; Paus., III, 16, 6). После раскопок, проведенных в начале XX века на территории города спартанцев, ряд ученых выступил в поддержку новой идеи, которая отчасти развивала предыдущую и заключалась в следующем — образ Ликурга, действительно, всецело принадлежит к области мифов, а реформы, которые традиция ему приписывала, были осуществлены в VI в. до н. э., может быть, при эфоре Хилоне (в связи с этим небезынтересно отметить, что наиболее ранние наши источники по государственному устройству спартанцев — Пиндар и Гелланик — совершенно не упоминают Ликурга). Вопрос о Ликурге и нововведениях, которые с ним связывают, остаются не вполне выясненными до настоящего времени. Хотя уже очевидно, что многие особенности так называемого ликургова строя Спарты, такие как совместные обеды граждан (сисситии) и общественное воспитание мальчиков, имеют очень древнее происхождение; если их и коснулась деятельность реформатора, то, вероятно, это были не более чем меры, направленные на приспособление глубоко архаичных норм к конкретным социально-политическим условиям, сложившимся в Спарте после завоевании Мессении (VIIIVII вв. до н. э.).
98
Законы Ликурга традиционно обозначались словом «ретра» (ρήτρα), которое наряду со значением «закон, постановление», имело значение — «речь, право речи» (возможно, намек на устный характер законодательства, так как реформатор, согласно легенде, воспрепятствовал записи своих предписаний. См.: Plut. Lye, 13). В данной стратегеме приведены ретры, которые раскрывают некоторые принципы военной политики Спарты.
99
Древние авторы подчеркивают, что Ликург, прежде чем осуществить реформы в Спарте, основательно познакомился с принципами государственного устройства на о. Крит (Hdt., I, 65; Arist. Pol., II, 9, 5-1274a 25); Strab., X, 4, 18-19; Plut. Lyc, 4). Хотя фигура легендарного законодателя спартанцев, возможно, не имеет прямого отношения к реальной истории (см. прим. 97), представление о том, что критяне сыграли важную роль в становлении приписываемых Ликургу порядков, видимо, не лишено оснований. Открытия, сделанные в конце XIXXX вв., показали, что критяне архаической поры заметно превосходили жителей континентальной Греции по уровню своей политической культуры, и в этом смысле они вполне могли оказать позитивное влияние на развитие спартанского общества. Так, в городе Гортина (северная часть центрального Крита) обнаружены самые ранние во всем Эгейском бассейне кодексы законов, которые регулировали гражданские, имущественные и уголовные правоотношения (Иосилиани Л. Г. Гортинские законы. Текст, перевод с комментарием и словарем. Тбилиси, 1966). А в городах Дрерос и Лато выявлены первые в Греции образцы полисной архитектуры — около общегосударственных культовых сооружений открыты городские площади с рядами сидений — очевидно, место заседаний народного собрания, руководящего органа греческого города-государства в классическую эпоху. Наконец, здесь же найден самый древний в Греции декрет, вырезанный в камне, причем преамбула декрета содержит формулу («следующее угодно полису» αδ έFαδε πόλι), которая предвосхищала практику оформления государственных документов, принятую, у греков в более позднее время (явно не случайно Крит в Древней Греции имел репутацию страны с прекрасным законодательством, а его мифического царя Миноса считали мудрым правителем). С учетом сходства путей политогенеза, а также единства многих черт социального строя в Спарте и на Крите (в обоих случаях государство возникло в результате завоевания коренного населения, общей особенностью их социального строя было противопоставление граждан неполноправным и угнетенным местным жителям), возможность обогащения спартанского опыта государственного строительства критскими достижениями выглядит весьма вероятной. Добавим, что восприятие спартанцами некоторых критских обычаев могло облегчить племенное родство — как те, так и другие принадлежали к дорийскому племени (кстати, о. Крит расположен напротив Пелопоннеса, так что географический фактор также как будто способствовал развитию контактов между жителями двух регионов).
100
В античности высказывались различные суждения о роли Дельф в спартанском законодательстве (Hdt., I, 64). Уже Тиртей (см. прим. 104) связывал принятие спартанских законов с Аполлоном и его оракулом в Дельфах (Tyrt. ар. Plut. Lye, 6 = frg. 3b Diehl; Tyrt. ap. Diod., VII, 12, 5 = frg. 3a Diehl). Последующая традиция упоминает об обращении в Дельфы Ликурга. В то время как Плутарх говорит о том, что Ликург получил свои ретры от Аполлона, Ксенофонт сообщает, что бог только утвердил предложенное законодателем (Xen. Lac. pol., 8, 5; Plut. Lye, 6; ср.: Arist. frg. 536 Rose3; также см.: P-W № 21, 216-219; F Q 7-9).
101
Из античной традиции нам известны немногочисленные случаи подкупа дельфийской пророчицы (пифии). Самая скандальная попытка получить оракул подобным образом была предпринята спартанским царем Клеоменом I (Hdt., VI, 66). Следует заметить, что большинство подобных примеров традиция связывает с политическими деятелями Лакедемона. Возможно, это послужило источником утверждения Полиэна в отношении Ликурга. У более ранних авторов сведений об этом нет.