Главный вклад представителей Второй софистики — литературный. Общеизвестно, что все они выступали как поклонники стиля и языка классических афинских писателей. Они сознательно подражали или стремились подражать самым известным прозаическим авторам V-IV вв. до н. э. — Платону, Фукидиду, Ксенофонту, Демосфену и Лисию. Поступая так, они намеренно архаизировали свою речь, которая сильно отличалась как от устных форм языка (койне), которым пользовалось большинство населения, так и от письменного — литературного языка, построенного на принципах стиля и композиции, разработанных в школах восточногреческого мира в эллинистический период (Азианизм). Представители Второй софистики рассматривали азианизм как проявление упадка, последовавшего за потерей греками независимости. Будучи строгими консерваторами, пуристами (Аттикизм), они ратовали не больше не меньше как за возврат к литературным формам и лексике аттического языка, бытовавшего на 300-400 лет ранее.
Поскольку единственный путь достижения литературного совершенства писатели Второй софистики видели только в подражании манере и идиомам классических писателей, то все их письменное наследие, включающее речи, рассуждения, трактаты, панегирики и письма, передает эту архаизирующую тенденцию стиля и содержания. Главные темы брались из мифологической традиции и исторического прошлого Эллады: фигуры хитроумного Одиссея или удачливого Александра, славная история городов — Афин или Спарты — вот что являлось наиболее популярными темами сочинений софистов. Однако даже при всем стремлении к подражанию сюжеты не механически копировались, а творчески перерабатывались — подвергались новой трактовке, новому прочтению. Уже одно это позволяет, на наш взгляд, отойти от той негативной оценки литературного наследия II века, которая до сих пор преобладает среди критиков, считающих, что не отличавшаяся ни оригинальностью, ни живостью мысли, ни искренностью чувств греческая литература II века была порождением бессильного мира уставших интеллектуалов. Выявление и акцентирование негативных (с современной точки зрения) сторон греческой литературы не дает нам ничего, чтобы понять интеллектуальную культуру II века. Оригинальность в литературе, следовавшей, как мы знаем, принципу мимесиса (подражанию), как в этот, так и в предшествующий период не рассматривалась в качестве достоинства самими греками. Определение «искренности» представляется не слишком подходящим критерием для творчества ритора или софиста. Архаизирующая тенденция стиля многих писателей II века не свидетельствует еще об умирании живости изложения. Наконец, даже несмотря на то, что вдохновителями и выразителями идей Второй софистики были преимущественно представители элитарных слоев общества, тематическое содержание их сочинений, практика достижения аудитории через общественные чтения и различного рода визуальные средства передачи позволяют предполагать, что и обычные граждане греческих городов были не пассивными свидетелями-слушателями, а полноправными участниками литературного коммуникативного процесса.
Дошедшая до нас литература имеет полное право иллюстрировать культурные устремления эпохи, в числе которых и осуществление античного идеала совмещения интеллектуальной, художественной и практической деятельности в работе одного человека. Способность этих поздних софистов завоевать одобрение слушателей как в театре, так и в суде, добиться высокого социального статуса в обществе и обратить преимущества своего положения к процветанию и украшению родных городов может служить лучшим подтверждением их популярности и власти над умами не только среди римско-греческой элиты, но и обычных граждан.
Результатом литературного и эстетического воздействия Второй софистики является и то, что в период I-III вв. практически все греческие писатели творили в духе культивировавшегося этим течением архаизма. И хотя многие из них не причисляли себя к софистам, мы, по скудным биографическим свидетельствам, можем предполагать, что в реальной жизни, в личной карьере они вели себя подобно софистам, путешествовали, выступали с речами, работали адвокатами и занимали посты на императорской службе. Нам известен целый ряд таких греческих интеллектуалов, которые соответствуют этой характеристике. Среди них, например, мы находим историков — Аппиана, получившего благодаря дружеским связям с Фронтоном место прокуратора; Арриана, сделавшего сенаторскую карьеру и достигшего консулата при Адриане, а затем ставшего правителем Каппадокии; Диона Кассия, дважды консула, правителя Африки, Далмации и Паннонии; и, наконец, Полиэна, также, возможно, добившегося под конец жизни благоволения императоров и последующей синекуры (Strat., V, prooem.). Хотя все они явно стремились преуспеть в своей карьере, именно их литературное творчество является для нас визитной карточкой эпохи софистов. Уцелевшие сочинения этих авторов свидетельствуют, что по языку и стилю, форме и содержанию они следовали тем канонам, которые были к тому времени утверждены аттикистами.