Если бы люди, приступив к пересматриванию достигнутого и ломая статус-кво, знали, в каком горизонте, в какой реальной перспективе они это делают, они поступали бы менее опрометчиво. Пересматривая достижения классического модерна, разные народы оказались перед лицом разной перспективы. Народы бывшего Советского Союза, подстрекаемые своими западническими элитами, отказываясь от большой советской традиции и универсалий прогресса, в ней заложенных, еще не знали, что другой большой традиции у них не будет.
Многие из них просто рассчитывали, что они меняют советскую традицию на более блестящую западную, войдя в гостеприимный "европейский дом". Но хозяева этого дома поставили перед кандидатами одно жесткое условие — отказ от советской империи. Для России это означало выход из состава СССР и решительный отказ от всяких «имперских» притязаний на постсоветское пространство "ближнего зарубежья", для остальных союзных республик — не менее решительное дистанцирование от России в пользу Запада или его полпредов на местах (например, Турции). И никто тогда не отдавал себе отчета в том, что советская программа развития останется для всех последней программой развития; впереди их ожидали программы управляемой деградации в виде деиндустриализации, обязательного свертывания массового среднего и высшего образования, науки и культуры. Никто еще не знал, что новый мировой порядок, куда все так стремились, будет порядком сегрегационным: для одних — продолжение эпопеи прогресса с привлечением дополнительных ресурсов, захваченных в ходе нового геополитического передела мира, для других — деиндустриализация, имеющая целью высвобождение земных ресурсов для тех, кто более этого достоин.
Этот же двойной стандарт "нового мира" используется применительно к процессам федерализации и интеграции. Запад сохранил за собой право на понятие политической нации, в рамках которой этнические различия не могут иметь политического статуса и давать повода для «этносуверенитетов». Словом, речь шла о том, чтобы сохранить суперэтнические универсалии прогресса, потеснив этноцентристский стиль ретро в сферу досуговых игр и потребительских стилизаций. Что же касается Востока — начиная с постсоветского пространства и кончая Китаем, — то Запад проецирует на него негативное понятие империй, которые, в соответствии с правом на демократическое национальное самоопределение, должны распасться. Это правило действует и применительно к потребностям экономической интеграции, без которой сегодня нет развития. Интеграционные процессы на Востоке подлежат символической (в смысле ценностного осуждения), политической и военной репрессии — в качестве рецидивов империализма, которых современный цивилизованный мир не может терпеть.
Подключение мировой периферии, куда теперь зачисляются и бывшие союзные республики постсоветского пространства, к глобальной экономической системе отныне возможно только на условиях реколонизации. Не самостоятельные субъекты развития, имеющие собственную программу и перспективу, а обслуживающая мировой центр сырьевая периферия. Этноцентристский стиль ретро, который для новых племенных вождей был составляющей политических технологий самостийности, а для обслуживающей эту политику гуманитарной интеллигенции — специфической формой самоутверждения, неожиданно обернулся не стилизованной, а настоящей, драматической архаизацией и деградацией.
Только теперь, после наступления этого момента истины, все мы можем оценить, чем в действительности был для всех нас Советский Союз. Он был уникальной, не предусмотренной Западом для других народов перспективой самостоятельного прогресса и приобщения к стандартам развитости. Западная цивилизационная дихотомия: Запад и остальной мир, Запад и варварство, Запад и колониальная периферия — была впервые в истории нарушена для гигантского региона Евразии. Здесь, в советском пространстве, в самом деле действовало нигде в мире не предусмотренное правило "социалистического строительства": больше ресурсов, льгот и преференций роста получают те республики (регионы), которые временно отстали и находятся в более трудном положении. Национальные республики бывшего СССР в самом деле получали больше инвестиций и другой помощи союзного центра, чем РСФСР. Союзный центр навязывал союзным республикам ускоренную индустриализацию, урбанизацию, интеллектуализм (в рамках всеобщего обязательного среднего образования и практически массового — высшего).
Сегодня бывшие республики, которые якобы добились «самостоятельности», попали в принципиально другую систему, с другими правилами для менее защищенных. Дело не только в том, что многие из них просто вернулись в ситуацию, исторически предшествующую их присоединению к Российской империи. Это действительно так: многие народы бывшей Средней Азии и Закавказья просто вернулись из прогресса к традиционному образу жизни с сопутствующими этому последствиями для личности, заново скованной авторитарностью восточного обычая.
Это правда, но не вся. Данная традиционалистская правда дополняется новой, империалистской, конформистской правдой: архаизация и деградация для всех республик бывшего Советского Союза выступают не только как стихийный результат разрушения советской системы роста, но и как обязательная к выполнению программа, навязанная МВФ и другими директивными органами нового, однополярного мира.
Если прежде республикам СССР навязывались ускоренная индустриализация и специализация, то теперь навязывается деиндустриализация вместе с обязательным свертыванием государственных программ образования, науки и культуры. Не успели новые правящие элиты побывать в роли националистов, как им навязывается роль компрадоров, обязанных освобождать свои ресурсы и территории для новых хозяев мира. Коррумпированные правители, не способные к эффективному экономическому и административному управлению, жаждут западных кредитов. Им ставят непременное условие: кредиты даются под программу деиндустриализации и демонтажа всего того, что можно отнести к внерыночной подстраховке "человеческого фактора". В глазах новых колониальных администраций человеческий фактор местного типа не заслуживает никакого снисхождения, рассматривается как реликт советского гуманизма, не вписывающийся в новый социал-дарвинистский мировой порядок.
Наделав долгов (займов), которые немедленно раскрадываются приближенными, новая "независимая администрация" во всех бывших республиках СССР (за исключением несговорчивой Белоруссии) фактически превратилась в администрацию по обслуживанию внешнего долга. Единственными настоящими обязательствами правящие «националисты» (они же— правящие "западники") считают обязательства по долгам перед Западом и представляющими его международными финансовыми институтами. Никаких обязательств перед собственным населением они фактически не имеют и не несут. И чем в большей степени они оказываются провинившимися перед собственными народами, тем больше они нуждаются во внешней поддержке и готовы платить за нее национальными интересами. Вот такой парадоксальный «национализм» явил себя в постсоветском пространстве: это «национализм» по отношению к бывшему социалистическому интернационализму и к СССР или — по отношению к России, остающейся на подозрении в имперских замашках. По отношению же к новым хозяевам мира это чистейшей воды компрадорство.