Биографы отмечают, что уже в начальной школе Альберт проявил интерес к математике и его стали занимать вопросы о природе вещей, а появление в его сознательной жизни дяди с его математическими загадками и часто обедавшего в семье Эйнштейн бедного студента вообще приковали мальчика к точным наукам, приправленным философией. Возможно, в общении маленького Эйнштейна с этими взрослыми людьми была одна очень немаловажная деталь: они беспрестанно поощряли интерес Альберта и относились к нему как ко взрослому, в то время как в школе было лишь грубое разделение на послушных, которые способны зубрить, и непослушных, которые не способны. Учителям было не важно (похоже, в этом смысле слишком мало что изменилось за вековое существование школ), могут ли ученики думать и насколько они продвинулись в продуцировании мыслей и идей. Учителей не интересовала способность к синтезу, ибо в большинстве случаев они сами были не способны к этому. Неудивительно, что между свободным общением на равных и социально не равных отношениях в цепи «учитель-ученик» Альберт Эйнштейн выбрал первое. Однако самым замечательным в этом деле было то, что от такого положения дел ничуть не пострадала самооценка Альберта, несмотря на то что «доброжелательные» учителя постарались сформировать резко отрицательную оценку личности маленького Эйнштейна у его одноклассников. Чья тут заслуга, сказать трудно, но скорее всего, к этому приложили руку многие из близких людей, окружавших Альберта. Если бы этого не случилось, гений Эйнштейна мог бы не родиться.
Но так или иначе, как пишет биограф Эйнштейна Дэнис Брайен, уже в двенадцать лет мальчик познакомился с геометрией, а прелести алгебры он сумел оценить еще раньше. И несмотря на это, в школе и в обществе сверстников мальчик оставался изгоем!
Зерно идеи Эйнштейна вызревало очень медленно и очень осторожно пробивалось сквозь толщу обыденности и традиционного отсутствия устремлений у самого общества и у его отдельных бесформенных частичек в виде отца и матери, других, не менее блеклых родственников, более чем неяркого окружения. Конечно же, юный Альберт не избежал знакомства с литературой, причем сделал это гораздо раньше большинства сверстников, считавшихся одаренными. Это было также его значительным преимуществом на пути формирования личностных качеств, поскольку развило и дополнило уверенность молодого человека, что поступать сообразно собственному голосу – правильно, в отличие от слепого послушания учителей. Именно после прочтения Шекспира, Гете, Шиллера, а еще больше, после Канта, Ницше и Шопенгауэра, у Эйнштейна зародился его недюжинный нигилизм, который, едва не уничтожив и не разрушив его самого до основания, привел к победе стремительной ясности гигантских построений его разума над устаревающей мыслью академической гвардии. Альберт перестал оценивать учителей по их научным званиям и начал полностью отвергать установившиеся символы. Лишь сила интеллекта того или иного ученого теперь стала реальным критерием отношения к нему Альберта Эйнштейна.
Еще большей самостоятельности и еще более глубокой отрешенности и даже отлученности Эйнштейна от общества способствовал отъезд его семьи в Италию. Сам он, оставшись в Германии, должен был закончить школу. Но не закончил, ибо находился на грани нервного стресса из-за слишком раннего длительного одиночества. Несмотря на продолжающиеся проблемы в школе, молодой Эйнштейн попытался оседлать весьма престижное высшее учебное заведение – Цюрихскую Политехнику. Но, как и должно, провалил дело: он не знал в достаточной мере ни химии, ни биологии, ни французского. Однако обнаружил при этом настолько сильный и яркий талант в точных науках, что это произвело необходимое впечатление на руководство учебного заведения. При содействии профессора физики, которого поразил уровень знаний Альберта, юному дарованию пообещали зачисление через год без экзаменов, правда, после… получения любого школьного аттестата о среднем образовании.