Не стоит сомневаться в том, что Нерон был продуктом своего времени и своего окружения, а многие преступления совершил вынужденно. Тем важнее это для понимания человеческого естества, в котором, если на него воздействовать определенным образом с ранних лет, легко могут взять верх самые мрачные побуждения. И тем важнее через две тысячи лет осознать, что деструктивное начало в каждом отдельном человеке может и должно быть поставлено в жесткие рамки, определенные обществом, государством, семьей и личной идеей. В противном случае человечеству еще не раз придется столкнуться с Неронами или даже с его еще более ужасными производными.
Под знаком предначертанности
Когда в семье Гнея Домиция Агенобарба и Агриппины Младшей родился сын, его имя начали сразу же окружать
легендами. Мать, всецело ориентированная на власть в империи, постаралась, чтобы после его рождения по Риму и окрестностям поползли слухи о знамениях, говоривших о рождении будущего царя. Еще не минуло и года со дня
восшествия на престол молодого императора Калигулы, ее брата, который, казалось, очень любил Агриппину Младшую, значит, их отношения вполне позволяли распространять подобные слухи. Подтверждение правильности своего шага она получила через пятнадцать дней, когда во время торжественной ритуальной клятвы консулы наряду с именем Калигулы произнесли и имена его трех сестер. Политическая обстановка благоприятствовала тому, чтобы заявить о появлении своего чада как о приходе нового мессии. Мать Нерона с первых дней его жизни стала выстраивать героический сценарий его жизни, при этом в значительной степени рассматривая сына в качестве механизма своего собственного восхождения к власти, что конечно же отрицательно сказалось на его восприятии жизни ребенком. Она создавала в душе мальчика факел, который обязательно предстояло зажечь; в этом она была уверена, и эта неуклонная уверенность постепенно заполнила и рожденное ею юное создание.
Тиберий, который методично уничтожал детей Германика как потенциальных претендентов на власть, давно был в мире ином. Реальных живых соперников у Калигулы не было: два его и Агриппины старших брата были уничтожены во время правления Тиберия, так что рождению наследника в роду Германика вполне можно было придать публичный характер. Недалекий человек, дитя армии и улицы, Калигула просто не придал значения появлению на свет племянника. Конечно, существовала возможность рождения наследника у самого Калигулы, но в его необузданной жизни и диком разгуле Агриппина небезосновательно усматривала множество признаков недолговечности своего брата. Калигула казался ей слишком неосмотрительным и поверхностным, а тот факт, что именно он один выжил и стал императором, ослепил его, укрепив веру в собственную неуязвимость. Агриппина же, наблюдавшая за истреблением рода, хорошо знала, как уязвимы некогда недосягаемые в своем обманчивом величии люди. Она рискнула сделать ставку на сына с самого момента его появления на свет, в том числе и потому, что для нее, женщины, опорой в этом мире мог быть лишь мужчина. Ее муж, за которого ее едва ли не насильно выдал замуж Тиберий, с самого начала демонстрировал отсутствие способностей к политике и государственной деятельности и потому был ей неинтересен. Ее брат, на которого раньше она имела влияние благодаря их кровосмесительной связи, зациклился на младшей сестре, так что для достижения власти его необходимо было свергнуть. Конечно, она, возможно, еще попытается это сделать, но для дочери великого и все еще почитаемого в Риме Германика существовал и другой путь – возвышение ее сына-наследника. Так она могла обрести власть и для себя. Впрочем, Калигула отнесся к попытке возвысить младенца неоднозначно: когда Агриппина попросила брата выбрать для племянника имя, император не без иронии посоветовал сестре назвать его Клавдием – в честь их дяди, известного своими причудами и расстройством рассудка и потому оставшегося в живых. Это был недвусмысленный намек на то, что Агриппина может переусердствовать.
С матерью Нерону повезло: она всегда ходила по краю бездны, вложив в него готовность действовать всеми дозволенными и недозволенными способами. Она заразила его собственным пренебрежением к людской жизни и страстью властвовать. Пока Агриппина строила планы своего восхождения к вершинам власти, отец мальчика, Рыжебородый (так переводится имя Агенобарб), бесцеремонно заявил, что «от него и Агриппины ничего не может родиться, кроме ужаса и горя для человечества». Но скорее всего, Светоний намеренно приписал эти слова Агенобарбу, он этим хотел подчеркнуть не столько предопределенность порочности Нерона, сколько гнусные качества его отца. Действительно, Агенобарб, будучи внуком Марка Антония и сестры Августа Октавии, не унаследовал ничего достойного от своих именитых предков. Разврат, инцест и убийства были характерны для этого пресыщенного и на редкость циничного человека. Однажды он убил своих вольноотпущенников только за то, что они не могли пить столько, сколько он им велел. И, безусловно, маленький Нерон, подрастая, ощущал удушливое и разрушающее его личность действие недоброй славы как отца, так и матери. Как и Агриппину, Агенобарба обвиняли в кровосмесительной связи со своей сестрой, и так же, как у дочери почитаемого Германика, у него напрочь отсутствовали моральные принципы и даже малая толика желания прислушиваться к общественному мнению. Он умер, когда сыну было три месяца, поэтому в наследство Нерону достались лишь нелестные слухи о его беспутном родителе.