Феодор развивал концепци ю двух сынов – Сын а Божьего и сын а ч еловеческо го . Объединять как одно лицо Божественный Логос и человека – Иисуса – он считал недопустимым. Иисус есть , по Феодору, подобие Храма, в который вошел и пребывает Бог. Сам же Иисус, как человек, мог сталкиваться со страстями, что не могло иметь место в отношении Божьего Логоса. И только вознесшись, он достиг природной неизменности. По другой трактовке , соединение Божественного и ч еловеческого произошло во время Иисусова крещения. Вс ё это не имело фундаментальной радикальности, которая бы выводила Церковь Востока за рамки общего христианского пространства.
Феодор Мопсуестийский, правда, не избежал анафемствовани я в Византии. Осуждение состоялось в 523 году, при Юстиниане I , на V Вселенском соборе в Константинополе – уже через 125 лет после смерти богослова. Император желал принятия решения с осуждением радикального диофизитства, распространенного в поместных Церквях. Политическим подтекстом решения являлось усиливающееся противоборство между Византией и Сасанидской империей, с которой и была аффилирована Церковь Востока (несторианская) [13] .
Утвердившийся в церковной критике образ Нестория, как ересиарха, затрудняет не только восприятие ранней истории христианства, но и по инерции – историю XIII столетия. В реальности всё было сложнее и не укладывалось в жёсткие рамки чёрно-белых оценок. Характерна в этом отношении оценка видного историка Церкви А.В. Карташева : «Если бы все, без всяких дебатов цитированные речи и выражения Нестория были рассмотрены при живых комментариях самого их автора, а не измерены другой богословской меркой, то они могли бы быть оправданы как православные» [14] . Если Несторий – фактически православный, то в этой логике и сущностных оснований для сближения православных и несториан могло не быть. Соответственно, преодоление формального размежевания было исторически возможно. Не исключено, что такая возможность могла иметь перспективу и в XIII веке.
Но всё же к оценке А.В. Карташева имеет смысл относит ь ся сдержанно. Степень расхождения Нестория и православных была, по-видимому, действительно преувеличен а , но расхождения все-таки существовали. Преодолеть их представлялось потенциально возможным.
Совершенно неприемлемой , с точки зрения исторической достоверности , была трактовка несторианства (как, впрочем, и ряда других течений ранней христианской мысли) в советской атеистической литературе. Показательны в этом отношении оценки деятельности Нестория, предложенные одним из ведущих советских религиоведов (противников историчности Христа) Иосифом Ароновичем Крывелевым. Крывелев характеризовал несторианство как новую разновидность арианства , то есть как антитринитарно е учени е (противников Троицы). Ничего подобного Несторий и его последователи не утверждали, и более того , вели борьбу с арианами, как с опасной ересью . Именно благодаря деятельности Нестория Арианская церковь и была разгромлена в Константинополе в годы его архиепископства . Сам Несторий был назван Крывелевым Константинопольским патриархом, хотя тот этого сана ( появившегося позже ) иметь не мог.
Главный приписываемый Крывелевым Несторию тезис – «Христос был не бог, а человек, лишь в ходе своей деятельности ставший мессией» [15] . Положение об отрицании Несторием божественно й природы Христа попало в переиздания советского «Краткого научно-атеистического словаря». Возможно, оно давало основания для объяснения последующего распространения ислама, для которого Иса позиционировался пророком. Диофизит Несторий оказался парадоксальным образом отрицателем Божественной природы Христа. Это определило не только деформацию несторианств а , но и в целом позицию Церкви Востока, трактуемой в качестве несторианской. Фактически она оказывалась в предложенной интерпретации «нехристианской». А какие могут быть отношения с Церковью, отрицающей Христа как Бога? При такой постановке вопроса сама стратегия поиска Александром Невским альянса на Востоке лишалась смысла.