Сохранилась икона сирийского происхождения, на которой Хулагу и Докуз-хатун представлены в образах императора Константина Великого и равноапостольной Елены. Такое позиционирование отражало ожидания христиан в отношении последующей монгольской христианизации. Хулагу, в отличие от своей супруги, не был христианином, но образ нового Константина соотносился с ним.
Линия христианизации монголов могла быть продолжена при потомках Докуз-хатун. Однако она умерла бездетной, а во главе улуса оказались дети ильхана от других жен.
Были, по всей видимости, христианки и среди жен Бату. Вильгельм де Рубрук сообщал, что у правителя улуса Джучи было 26 жен. Они брались преимущественно из покоренных народов. Очевидно, что среди 26 жен не могло не быть христианки. Более точных данных в источниках нет. Все эти жены находились статусно ниже старшей жены Боракчин-хатун – тенгрианки. Но какое-то влияние при дворе и в политике христианские жены правителя улуса также могли иметь42.
Перспектива христианского правителя Монгольской империи
Чингизиды в XIII столетии оказались разделены в вере. Религиозное разделение Чингизидов явилось одним из важнейших и недоучтенных факторов дезинтеграции Монгольской империи. Часть из них остались в традиционной для монголов тенгрианской вере, другие – приняли ислам, третьи – буддизм. Но были среди Чингизидов и христиане.
Третьим великим ханом всей Монгольской империи являлся внук Чингисхана Гуюк (1206–1248), который на начальной фазе своего правления был близок к принятию христианства. Его окружали христиане-несториане, влиявшие на формирование политики великого хана. По свидетельству францисканского миссионера Плано де Карпини, монгольские христиане твердо верили, что Гуюк будет крещен43.
Л.Н. Гумилев в книге «Поиски вымышленного царства» утверждал, что из всех Чингизидов к христианству в наибольшей степени склонялся Хубилай. Его христианские симпатии были будто бы общеизвестны. Хулагу же, возглавивший в итоге «желтый крестовый поход», был, согласно Гумилеву, открытым приверженцем буддизма. Он верил в приход будды Майтрейи в конце приближающейся к своему завершению кальпы. Это направление мистического буддизма, как указывал Л.Н. Гумилев, пользовалось особой поддержкой у монголов44.
Принципиальные решения для развития Монгольской империи в целом и для выбора религиозной самоидентификации монголами были приняты на Курултае 1253 года. Производились стратегические назначения. Христианин Хубилай направлялся в Китай, а буддисту Хулагу предписывалось освободить от мусульман Иерусалим. Христианин направлялся, таким образом, к буддистам, а буддист – к христианам. Гумилев полагал, что Мунке специально принял такие решения, дабы предотвратить сепаратизм. Правители улусов, находясь в чуждой для себя религиозной среде, вынуждены были бы искать поддержку в центре.
Свидетельство о христианстве Хубилая, в случае его достоверности, имеет особое значение в фокусе анализа политики Александра Невского. Получается, что с 1260 года во главе Монгольской империи стоял христианин. Можно это было выразить и иначе: Русь оказывалась в составе империи, возглавляемой правителем-христианином. Для русских возникали благоприятные перспективы. Проблемой при этом оставалось то, что непосредственные отношения приходилось выстраивать с правителем улуса мусульманином Берке. Но против Золотой Орды теперь можно было использовать противовес в виде центральной монгольской власти.
Христианин Сартак во главе Золотой Орды
Кем по религиозной принадлежности являлся организатор похода на Русь Бату? В традиционной школьной версии давался ответ предельно упрощенный: язычник. Более детальная реконструкция монгольских религиозных воззрений позволяла его, равно как и самого Чингисхана, считать тенгрианцем. При этом необходимо упомянуть о свидетельствах приверженности Бату иным культам. Согласно утверждению персидского историка, придворного панегириста XIV века Вассафа аль-Хазрата, «хан был веры христианской»45. Это Вассаф ставил Бату в минус, ибо христианство, заявлял он, противоречит здравому смыслу. Но хан, уточнял историк, являлся скорее прагматиком, не принимавшим глубоко ни одну из религий.
Безусловно, принятие Бату христианства, даже формальное, принципиально меняло бы расклад цивилизационных сил в мире. Но версия тенгрианства, безусловно, является более убедительной.
Сообщения о принятии Бату ислама не были единичны. О том, что правитель улуса Джучи тайно принял ислам и покровительствовал мусульманам, писал, к примеру, персидский историк XIII века аль-Джузджани, автор труда по всемирной истории46. Взгляд о переходе Бату в ислам получил распространение и в Европе. Из позднейших русских авторов взгляда о переходе Бату в ислам придерживался Андрей Лызлов. В своем знаменитом труде «Скифская история» он утверждал, что именно правитель улуса Джучи был первым из монголов, кто принял ислам и распространил его в подвластных землях47.
43
45
Сборник материалов, относящихся к истории Золотой орды. Т. 2: Извлечения из персидских сочинений, собр. В.Г. Тизенгаузеном. М.– Л.: Изд. АН СССР, 1941. С. 184.