Проклятие! Неужели его вели с самого начала?
Наконец он смог рассмотреть окружающую обстановку. Он находился в некоем подобии домашнего кабинета, с дорогим турецким ковром на полу, зеркалом в раме из черного дерева на стене и массивным письменным столом в стиле бидермейерч.
За столом стоял Ричард Лагнер.
Человек, с которым Белнэп никогда не встречался, но чье лицо он узнал бы в толпе. Тонкий рот, похожий на щель, щеки, изрытые глубокими оспинами, шрам длиной два дюйма, изгибающийся на лбу, словно вторая левая бровь: фотографии полностью воздали Лагнеру должное. Белнэп задержал взгляд на маленьких, злобных глазках Лагнера, черных, как антрацит. И на крупнокалиберном ружье у него в руках, два черных дула которого смотрели на Белнэпа второй парой глаз.
Двое других вооруженных мужчин, прекрасно подготовленных профессионалов, что сразу чувствовалось по их цепким взглядам, пружинистым движениям и напряженным позам, стояли по обе стороны от письменного стола, направив на Белнэпа свои пистолеты. Тот сразу же догадался, что это личные телохранители Лагнера, люди, получающие от него жалованье, на чью преданность и компетентность он может рассчитывать, связавшие свое благополучие с судьбой хозяина. Для человека в положении Лагнера затраты на подобную свиту были полностью оправданы. Телохранители приблизились к Белнэпу, держа его под прицелом.
– Подумать только, какой настойчивый жук, а? – наконец заговорил Лагнер. Его голос был похож на гнусавый скрежет. – Клещ в человеческом обличье.
Белнэп молчал. Расстановка сил была слишком очевидна: противник рассредоточился профессионально, и никакое неожиданное резкое движение со стороны Белнэпа не могло изменить геометрию смерти.
– Моя мать, когда мы были маленькими, выдирала у нас из кожи клещей с помощью горячей спичечной головки. Боль была адская. Но тварям, наверное, было еще больнее.
Один из телохранителей издал негромкий гортанный смешок.
– О, не строй из себя невинную овечку, – продолжал предатель. – Мой сутенер из Бухареста рассказал о своей встрече с тобой. После нее ему пришлось месяц носить руку в гипсе на перевязи. И он был совсем не рад этому. Ты оставил очень плохое впечатление. – Гримаса насмешливого неодобрения. – Кулаками ничего нельзя добиться – разве ты не слушал, чему тебя учили в седьмом классе? – Гротескная усмешка. – Жаль, мы с тобой не были знакомы, когда ты учился в седьмом классе. Я бы научил тебя кое-чему.
– Пошел к такой-то матери. – Слова слетели с уст Белнэпа приглушенным рычанием.
– О, какие мы вспыльчивые! Тебе следует научиться обуздывать свои чувства, иначе ты станешь их безвольным слугой. Ну а теперь, желторотый, расскажи, как тебе удалось меня выследить? – Взгляд Лагнера стал жестким. – Я так понимаю, мне надо будет придушить малыша Инго? – Изменник пожал плечами. – Что ж, малыш утверждал, что любит боль. И я пообещал завести его туда, где он еще не бывал. Значит, в следующий раз нам просто придется подняться на следующий уровень. На последний. Не думаю, что кто-нибудь будет возражать против этого.
Белнэп непроизвольно вздрогнул. Двое подручных Лагнера молча ухмыльнулись.
– Не беспокойся, – с мнимым сочувствием продолжал предатель. – Тебя я тоже заведу туда, где ты еще никогда не бывал. Тебе когда-нибудь приходилось стрелять из «Моссберга» четыреста десятого калибра в упор? Я имею в виду в человека? Мне приходилось. С этим ничто не может сравниться.
Белнэп перевел взгляд с бездонных черных дул двустволки на бездонные черные глаза Лагнера.
А тот устремил взор на стену за спиной пленника.
– Обещаю тебе, наше уединение никто не нарушит. В этих домах поразительно прочные стены, так что свинцовые дробинки разве что поцарапают штукатурку. И я установил звукоизоляцию. Рассудив, что нет смысла беспокоить соседей, если одному из железнодорожных мальчиков вздумается стонать от счастья. – Плоть раздвинулась, обнажая фарфоровые зубы в жутком подобии улыбки. – Но ты сегодня получишь в себя заряд иного рода. Видишь ли, вот этот «Моссберг» вырвет у тебя из брюшной полости целый кусок. Помяни мое слово, в дыру можно будет просунуть руку.
Белнэп попытался пошевелиться, но его пригвоздили к месту стальные руки.
Лагнер взглянул на своих подручных; у него был вид ведущего телевизионной кулинарной программы, готового продемонстрировать чудесный рецепт.
– Ты полагаешь, я преувеличиваю? Позволь продемонстрировать тебе. Ты больше не ощутишь ничего подобного. – Послышался тихий щелчок; предатель снял ружье с предохранителя. – Никогда.
Разобраться в том, что произошло в последующие мгновения, Белнэп смог лишь потом, оглядываясь назад. Громкий звон разбитого стекла; Лагнер, испуганный шумом, оборачивающийся к окошку в алькове слева от себя; вспышка пороховых газов, вырвавшихся из дула пистолета, через долю секунды лучом молнии разорвавшая погруженную в полумрак комнату, отражаясь от зеркал и металлических поверхностей; и…
И фонтан крови, брызнувший из правого виска Ричарда Лагнера.
Разом обмякнув, предатель, словно подкошенный, рухнул на пол и застыл неподвижно; ружье вывалилось у него из рук, будто трость у жертвы сердечного приступа. Кто-то мастерски всадил пулю Лагнеру в голову.
Телохранители метнулись в разные стороны, наводя оружие на разбитое окно. Работа снайпера?
– Лови! – окликнул голос, несомненно, американца, и влетевший в окно пистолет устремился к Белнэпу.
Тот поймал оружие, повинуясь чистому рефлексу, воспользовавшись мгновением нерешительности обоих телохранителей, которые не знали, то ли расправиться с пленником… то ли стрелять в долговязого незнакомца, стремительно запрыгнувшего в окно. Белнэп распластался на полу – успев почувствовать, как у него над самым плечом прожужжала пуля, – и дважды выстрелил в того из телохранителей, который находился ближе к нему. Обе пули поразили наемника в грудь: центр массы, стандартное правило при стрельбе навскидку. Но для того, чтобы обеспечить внезапную смерть противника в подобном противостоянии на предельно близких расстояниях, этого было недостаточно. Устранить угрозу ответного удара могло бы только поражение центральной нервной системы. Смертельно раненный, обливаясь алой кровью, хлещущей из пробитой груди, телохранитель принялся палить наобум, разряжая обойму пистолета. В обнесенном массивными стенами замкнутом помещении выстрелы из крупнокалиберного оружия раскатились оглушительным грохотом, а непрерывные белые вспышки, вырывающиеся из дула, показались болезненно ослепительными.
Белнэп выстрелил еще раз, поразив телохранителя в лицо. Пистолет, полуавтоматический «вальтер» старого образца, из тех, которые любят некоторые бывшие военные за то, что он якобы никогда не дает осечек, тяжело упал на пол, и через мгновение за ним последовал его хозяин.
Незнакомец – высокий, проворный, одетый в коричневый рабочий комбинезон, искрящийся осколками разбитого окна, – отскочил в сторону, избегая пули второго наемника, а затем одним прицельным выстрелом в голову уложил его наповал.
Наступила неестественная тишина, показавшаяся Белнэпу бесконечно долгой. Незнакомец, расправившийся с Лагнером и его подручными, имел чуть ли не скучающий вид; ничто не указывало на то, что пульс у него стал хоть сколько-нибудь чаще.
Наконец он вялым голосом обратился к Белнэпу:
– Насколько я понял, охранник из «Штази» дежурил в коридоре.
К такому же выводу пришел и Белнэп. В который уже раз он мысленно выругал себя за глупость.
– Однако не думаю, чтобы он пожаловал сюда, – сказал Белнэп. Во рту у него пересохло, в горле першило. Натянутые мышцы правой ноги вибрировали, словно струны виолончели. До сих пор, если не считать учебы в центре подготовки ОКО, ему еще ни разу не приходилось видеть направленное на себя оружие. – Полагаю, особому гостю предоставлено право пользоваться собственными методами… устранения непрошеных гостей.