Основная цель книги – обрисовать влияние специфического международного контекста на внешнеполитическую культуру народа. Эта работа представляет собой попытку примирить историю и науку о международных отношениях – дисциплины, настолько же противоположные, насколько и связанные между собой единой канвой событий и явлений. Хотя такой подход, конечно, неизбежно вызовет критику с точки зрения методологии: как со стороны историков, так и из лагеря коллег, занимающихся изучением международных отношений.
На протяжении полутора десятилетий я объясняю студентам, что история – материал, который исследователи международной политики систематизируют и в котором ищут признаки закономерностей поведения государств. Однако история, как писал Н. Г. Чернышевский, – «не тротуар Невского проспекта». Она не идет прямо. Исторический процесс подвержен влиянию фактора случайности и субъективной диалектики. Он является стихийным, но своими конкретными проявлениями влияет на то, как государства реагируют на внешние вызовы в будущем даже вне зависимости от изменений их собственного потенциала. Это, в свою очередь, позволяет проникнуть в самую проблемную сферу знаний о природе международных отношений – происхождение национальной внешней политики.
Однако даже самые масштабные исторические события формируют политическую культуру во взаимодействии с географией и духовной жизнью. Поведение народа в критических ситуациях невозможно понять в отрыве от его чувств и верований – самооценки и общего морального состояния. Не случайно, говоря об обстоятельствах, сопутствовавших переходу Русской земли к наступательной политике в отношениях с Ордой, В. О. Ключевский отмечает, что «самому русскому обществу должно было стать в уровень столь высоких задач, приподнять и укрепить свои нравственные силы». Источником нравственных сил является вера, их воплощением – политико-философские концепции. Способ передачи послания становится посланием.
Область расселения определяет необходимую интенсивность хозяйственного и социального взаимодействия, помогает или препятствует в развитии чувства границ и пределов собственных возможностей. Другой аспект, непосредственно связанный с международными отношениями, – географическое расположение государства по отношению к другим. Традиционно именно оно рассматривается в качестве важнейшего геополитического фактора, повлиявшего на становление отечественной внешней политики. Удаленность Русской земли от важнейших центров межгосударственной борьбы в Западной Европе и Восточной Азии вплоть до приобретения Россией имперских масштабов вела к тому, что наши взгляды на связь между политикой и географией формировались в особых условиях. Восприятие пространства уникально для каждого народа, и Россия не исключение. Более того, оно у нас совершенно специфическое, если сравнивать с ближайшими соседями и на Западе, и на Востоке.
Не менее, если не более важным является и социальное значение географии. Природа русской земли сама по себе создавала для государства одну первостепенную функцию – военную, обеспечение безопасности развития русского народа и его миграционных устремлений, которые, в свою очередь, также диктовались географией. Переселенческое движение русских в северо-восточном направлении не прекращалось даже тогда, когда судьба нашей государственности буквально висела на волоске. Этому способствовало географическое положение в районе истока многочисленных рек – удобных транспортных артерий в летнее и зимнее время. Не случайно уже с середины XVI в. освоение русскими зауральского пространства происходило по рекам, которые становились не разделительными барьерами, а, наоборот, способами продвижения вперед и залогом связанности огромных территорий в Евразии.
Другими словами, духовная жизнь и география настолько важны, что в отрыве от них не оценить подлинную значимость тех или иных событий. Народ отвечал на внешние вызовы в определенных географических условиях и в присущей ему ценностной системе. Поэтому история международных отношений Русской земли в период становления единого государства с центром в Москве не может быть сведена только к выверенной хронологической последовательности событий. По мнению автора, рассмотрение истории, географии и культурной жизни в комплексе позволяет разобраться в русской внешнеполитической культуре и в подлинном значении описываемого периода для ее формирования.
Были ли отношения того времени международными в современном значении? Даже сама постановка такого вопроса вызовет протест у ревнителей чистоты науки о международной политике. Для них международные отношения – результат взаимодействий между различными этнообщественными системами, а не атрибут каждой из них по отдельности. С точки зрения историков, постановка в центр внимания одного аспекта формирования русской политической культуры может расцениваться как непозволительная модернизация – перенесение на прошлое категорий, присущих современности. Кроме того, исторический труд должен опираться на источники и заключается в их интерпретации, а поставленные здесь задачи этого не требуют.