Уже через три дня Ник Пэлем сидел в купе поезда, а напротив него расположился смуглый брюнет невысокого роста, одетый в сутану — Матео Мурсиа или Инквизитор, как звали его сами альвары. В последний раз, несколько дней назад, Ник видел его с густой черной бородой. Видимо, вернувшись в мир, Мурсиа решил её сбрить, чтобы выглядеть как традиционный католический священник. Правда волосы, что закрывали уши и шею, он оставил нетронутыми.
Альвар не сводил с Ника тяжёлого взгляда исподлобья, к которому тот начал понемногу привыкать. Ведь было бы как-то не правильно, если бы куратор побаивался своего агента, пусть даже тот и кровопийца семисот семидесяти лет.
Более суток им предстояло ехать из Барселоны в Рим. Ник Пэлем не стал теряться и решил расспросить альвара насчёт его римских планов:
— И всё-таки, сеньор Мурсиа, почему вы согласились? Просто мой начальник уверял меня, что вы бы ни за что не стали работать на Фортвудс, и всё же…
— Ваш начальник не эксперт в области чужих мотивов, — был ему холодный ответ испанца.
— Может быть… наверное, — замялся Ник. — Так каковы ваши мотивы?
— Я монах, мистер Пэлем, уже 755 лет все мои помыслы лишь о Боге, а действия во служение ему.
На столь краткий и ёмкий ответ крыть было нечем. Ник, буквально кожей ощущал тяжесть взгляда монаха, потому для Пэлема Мурсиа слабо ассоциировался с добром и святостью. Ник попробовал зайти с другой стороны:
— А при чём здесь гипогеянцы? Каким образом они помешают вам служить?
— Христианину ничто не может помешать в единении с Богом, кроме его собственных грехов и страстей.
И с этим тоже не поспоришь.
— Значит, — Ник попытался в третий раз докопаться до истины, — вы бескорыстно согласились на моё предложение?
— Вы же не предлагали мне денег, так что, очевидно, да.
— Конечно, Фортвудс будет вам платить ежемесячное пособие, — поспешил заверить его Ник, — небольшое, но регулярное. А когда вы устроитесь на постоянную работу в Ватикан, думаю, финансовых проблем у вас не будет.
— Деньги меня мало интересуют, — холодно ответил отец Матео.
— Правда? — с лёгкой ноткой недоверия произнёс Ник.
— Обет нестяжательства, мистер Пэлем.
— Ну да, — закивал тот, — конечно. А какие ещё обеты дают монахи?
Матео Мурсиа, видимо, такому вопросу даже не удивился и тут же ответил, не сводя с собеседника немигающих черных глаз, словно гипнотизировал его.
— Обет целомудрия и обет послушания. Иезуиты дают ещё и обет послушания папе. Но я не иезуит.
— Помню. Вы говорили, что недолюбливаете их. А почему?
— Ещё сто лет назад их не любила вся прогрессивная общественность Европы, не только я.
— Так почему?
— В былые годы говорили, что иезуиты убивали королей, посредством интриг и подкупа назначали министров, шпионили за всем и каждым, и учредили масонские ложи, чтобы поработить мир.
— Вот это да, — только и смог произнесли Ник.
— Разумеется, всё это фантазии, — тут же произнёс священник. — После революции в среде французских антиклерикалов их возникало немало. Сначала заговор иезуитов, потом евреев, потом масонов — и всё по одному сценарию. Так что если когда-нибудь услышите, что иезуиты управляют жизнью целых государств, не верьте, Церкви тяжело даже мечтать о таком.
Обдумав услышанное, Ник возразил:
— Но не на пустом же месте берутся всякие сплетни. Вот вы тоже недолюбливаете иезуитов, значит, есть за что.
Немного помолчав и посверлив Пэлема тяжелым взглядом, Мурсиа всё же ответил:
— Мое мнение об иезуитах сложилось ещё в пору, когда я познакомился с основателем их ордена Игнатием Лойолой, ныне святым Игнатием.
— Правда? — по-детски наивно удивился Ник, — а расскажите.
И Мурсиа поведал:
— Когда Лойола учился в университете Алькалы, по моему письменному заключению инквизитор приговорил его к сорока двум дням тюрьмы и покаянию.
Ник пораженно захлопал глазами. Видимо, эта его реакция весьма позабавила Мурсиа, ибо на лице альвара появилась лёгкая тень улыбки.
— Так вы его засудили? А как же так? А за что?
— За то, что проповедовал среди горожан, не имея священнического сана.
— И за это тогда давали сорок два дня тюрьмы? — Ник невольно поёжился, представив в красках все прелести казематов испанской Инквизиции. Ещё больше ему стало не по себе от понимания, что современник тех людоедских времен сидит напротив и как-то хищно на него смотрит.
— Как вы считаете, мистер Пэлем, что будет, если студент, окончивший лишь один курс обучения в медицинском институте, возьмётся делать сложную хирургическую операцию? Чем она, по-вашему, кончится?