Дерзкий план родился внезапно, искра наглости заиграла в мозгу, призывая к решительным действиям.
— Я поднимаюсь на палубу, — трепеща от предвкушения объявила Алекс.
— Куда? — Кэп чуть не выронил из рук бритву. — Дура! Жить надоело?
— Брейся лучше. Я скажу им, что плыву с мужем в Хайфу к любимому дяде.
— Какому ещё дяде?
— Моше Кацу. Должны же найтись в Хайфе хотя бы с десяток Моше Кацев.
— На каком языке ты собралась им это втирать?
Алекс не ответила, она уже поднималась по ступенькам.
— Крест спрячь, племянница Каца, — прозвучало снизу.
Разумная мысль. Алекс поспешила застегнуть рубашку на груди, словно готовясь замерзнуть от морского ветерка. Катер подобрался к яхте вплотную. Пограничники с автоматами наперевес недружелюбно взирали на неё со своей высокой палубы. А Алекс приветливо улыбалась им. Бесцеремонно военные высадились на яхту, сопровождая своё вторжение нагловатыми репликами на экзотичном восточном наречии, какое раньше нельзя было услышать даже около синагог.
— Ой, мальчики, я вас совсем не понимаю, — защебетала она. — А кто-нибудь у вас говорит на идиш?
Если верить статистике, то большинство поселенцев в Израиле прибыли сюда из Восточной Европы, то бишь, Идишлянда. Может молодые люди после идеологической обработки сионистов считали своим родным языком иврит, но те, кому за сорок точно должны были знать идиш, а те, кому тридцать, хотя бы помнить его из детства. Сама же Алекс помнила только, как сотни больных заключенных в Берген-Белзене говорили меж собой на этом языке. Она слышала его и даже понимала сквозь призму родного немецкого почти дословно.
Сейчас же план был прост и глуп одновременно — говорить немецкие слова, но с произношением на идишистский манер.
— Из наших, что ли? — к несказанной радости Алекс откликнулся невысокий офицер лет тридцати.
Изобразив на лице улыбку преисполненную жизнерадостного идиотизма, она принялась щебетать о свадебном путешествии с мужем по Средиземноморью.
— … Вот мы и подумали, — тараторила она, — почему бы не сплавать к дяде Моше. Мы с дядей не виделись уже лет десять, с тех пор как он переехал в Хайфу. А это разве не Хайфа?
— Что говоришь? Плохо тебя понимаю.
И это было немудрено. Алекс не знала языка, пограничники знали его ещё хуже, получилась трудно разбираемая белиберда, но все были уверены, что говорят друг с другом на идиш, что Алекс и требовалось. Она повторила ещё раз, чуть ли не по слогам:
— Так мы в Хайфу приплыли или нет?
— Вообще-то это Нагария, — было ей ответом, который Алекс не сразу и разобрала. — Хайфа в пяти милях южнее.
Алекс всплеснула руками.
— Я так и знала, ничего ему нельзя доверить. Джозеф! — крикнула она в сторону трюма по-английски, — Джозеф иди сюда, из-за тебя мы снова не туда заплыли. — Пока толпа пограничников ждала «Джозефа», Алекс снова принялась объяснять с ними на идиш. — Он американец, совсем не понимает по-нашему. Я сто раз говорила ему, будь внимательнее, здесь тебе не Джорджия и не Флорида, чтоб так беззаботно ходить под парусом.
— Ещё повезло, — ухмылялся молодой пограничник, — что не заплыли к арабам.
— Вы разве не слышали, — вторил ему другой, — что у нас с Египтом идет Война на истощение.
— Так ведь она вроде закончилась в том году, — легкомысленно пожала плечами Алекс.
— В том году была другая война, а сейчас вашу яхточку может запросто потопить египетская ракета.
— Да вы что! — воскликнула Алекс, изобразив испуг, — прямо здесь?
— Не здесь, конечно, — поспешили успокоить её, — южнее, ближе к Синаю.
Тут из трюма неспешно поднялся «Джозеф». Алекс еле сдержалась, чтобы не охнуть от неожиданности — в первый раз ей довелось увидеть Кэпа без бороды. Полностью обритый, лицом он больше не походил на фидаина или лихого человека, но и на себя он теперь тоже не был похож. Было заметно, что он немало взволнован и напряжён. Но Алекс и это посчитала плюсом — пусть пограничники думают, что это несчастный муж, морально задавленный чересчур активной молодой женой-болтушкой.
— Джозеф, — начала она распекать его по-английски, — я же говорила тебе, это не Хайфа. Дядя Моше уже, наверное, перестал нас ждать и решил, что нас потопили египтяне. Офицер говорит, тут по-прежнему воюют…