— Было б ещё лучше, — говорила вечером Алистрина, когда Шеймас пригласил её на чашечку кофе, который она и так не пила, — если бы меня не турнули с завода позавчера. Им, видите ли, католики из Богсайда не нужны. Какая к черту разница, кто метёт им дорожки и убирает мусор?
— Ты права, так не должно быть, но так происходит везде. Нет закона, утверждающего дискриминацию, но и закона, дискриминацию наказывающего, тоже нет. Надо бороться за наши гражданские права и дальше.
— Надо, — апатично согласилась Алистрина и закурила.
— Откуда ты приехала? — Внезапно поинтересовался Шеймас.
— Из Кастлдерга, — и глазом не моргнув ответила она.
— Ясно. А я родом из Кулмора. Там осталась моя мать. А у тебя кто из родственников в Кастлдерге?
— Никто.
— Совсем? — удивился Шеймас. — А родители?
— Умерли, — безразличным тоном произнесла она.
— Ты прости, пожалуйста, — произнёс он, извиняясь. — А друзья у тебя там остались?
Алистрина внимательно посмотрела на Шеймаса, пытаясь понять, куда он клонит. Парень смутился.
— Может у тебя остался близкий друг…
Алистрина только усмехнулась и тут же без всякой трагедии в голосе ответила:
— Да нет. Оба мужа уже давно в могиле.
Шеймас от такого ответа заметно опешил и часто заморгал:
— Как… так? Ты же ещё совсем молода… Что случилось?
Алистрина безразлично пожала плечами.
— Первый — самоубийца, второй, так сказать, погиб на производстве, — она потушила сигарету и внимательно посмотрела Шеймасу в глаза. — Может я и молодая, но чувствую себя старухой. И я поняла, что ты хотел узнать на самом деле.
Она встала с места и медленными усталыми шажками подошла к нему. Два дня манифестаций и стычка с полицией дали о себе знать. Всё так же неспешно она уселась Шеймасу на колени и, упершись руками в спинку кресла, нависла над юношей. С минуту Алистрина наблюдала, как удивление в его глазах сменяется тревогой и интересом, прежде чем сказать:
— Нас укоряют за то, что мы католики, — начала она, не сводя с Шеймаса немигающего взгляда. — Значит, мы и должны ими оставаться. Ты знаешь, что до брака не положено…
— Да-да, конечно, — тут же закивал он, да так охотно, что Алистрина поспешила его осадить.
— Я не хочу снова замуж, — твердо произнесла она, и в глазах Шеймаса проскользнул огонёк отчаяния. — Не хочу стать вдовой в третий раз. Мне нужно от тебя совсем другое.
— Что? — с надеждой спросил он.
— Я скажу, если ты исполнишь.
Шеймас заёрзал в кресле, а Алистрина обвила его шею рукой, пытаясь обнажить его плечо.
— Конечно, хорошо, — пообещал он. — Что нужно сделать?
— А ты не боишься? Вдруг я попрошу слишком многого?
— Я готов.
— Тогда обещай, что никому не скажешь о том, что мы сделаем.
— Я обещаю.
И она воспользовалась его согласием, его неопытностью, добротой и жаждой женского тепла. Шеймас совсем не понимал, на что соглашается, да и что он мог понимать, этот мальчик, годящийся ей, семидесятилетней кровопийце, во внуки.
Она давно носила при себе складной нож. Шеймас только вздрогнул, когда лезвие коснулось его плеча и глубоко впилось в плоть. Алистрина с жадностью прильнула к вожделенной ране. Больше месяца она ждала своего нового донора, таясь, выискивая и оценивая. Шеймас ведь сам дал согласие на всё, что угодно. Обмана нет — не так много она у него забирает.
Три месяца жизни в районе Богсайд на Вильям-стрит тянулись однообразной нитью. Работы для Алистрины не было, и это обстоятельство выбивало её из колеи больше всего. За семьдесят лет жизни она не работала только когда была ребёнком и пока первый муж в первые годы брака противился её службе машинисткой. Теперь же безделье буквально разъедало разум. С милым покладистым Шеймасом, а вернее, его кровью, у Алистрины появилось море энергии, вот только приложить её было решительно некуда. Она искала любого повода увязаться с Шеймасом в офис ассоциации в защиту гражданских прав, лишь бы чем-нибудь там помочь — принести листовки из типографии или обзвонить активистов. Шеймас говорил Алистрине, что ему неудобно из-за того, что ассоциация не может ей заплатить. Алистрина лишь отмахивалась. По-хорошему, платить должна была она и ему. В Мюнхене с донорами она поступала именно так. Но сейчас всё её пособие уходило на уплату квартиры.