— Вы забываетесь, полковник, — с каменным лицом изрёк глава международного отдела. — Вы британский подданный и служите королеве уже 123 года.
— Я может и британский подданный, — так же с неудовольствием отвечал полковник, — однако и вы не забывайте, что Фортвудс наднационален и занимается вопросами альваризма, а не европейской политикой.
— Мы служим королеве, а ИРА шесть лет назад, если не помните, убила её родственника лорда Маунтбаттена.
— И при чём тут Гольдхаген?
— Когда придёт в себя, допросим и узнаем. Но это не отменяет её былых подвигов.
— О чём вы?
— Я нашел досье, которое завели на Гольдхаген во время Второй мировой, — с нажимом произнёс Ричард Темпл. — Между прочим, вы его и заводили, и не надо говорить, что уже не помните об этом.
— Разумеется, я ничего не забываю, — уже с еле скрываемым раздражением произнёс половник. — И что вам не понравилось в этом досье?
— Гольдхаген же нацистская преступница.
Полковник не сразу нашёлся со словами, чтобы возразить:
— С чего вы это взяли Темпл?
— А разве не в концлагере Берген-Белзен вы тогда нашли Гольдхаген? — и глазах международника блеснули какие-то нехорошие огоньки.
— В лагере. И что это доказывает? Она могла работать там кем угодно. И позволю вам напомнить, мистер Темпл, что все, кто оказался в том лагере в конце войны, будь то заключенные, обслуживающий персонал или охрана, никто не мог покинуть его периметр из-за режима эпидемии.
— Концлагерь — самое лучшее место, чтобы пить кровь бесправных евреев.
— Пресвятая Два Мария, — в бессилии прошептал полковник и изрёк, — не говорите ерунды, Темпл, вы же не едите протухшую еду, так и альвары не пьют кровь больных и умирающих.
— И за счёт кого же она, по-вашему жила в концлагере?
— Какой-нибудь поварихи или охранницы. И не уводите разговор в сторону. Какое отношение Берген-Белзен имеет к ИРА?
— Они прекрасно дополняют друг друга в плане характеристики моральных устоев Гольдхаген, вы не находите?
Поняв, что Темпл ему не союзник, полковник решил поговорить с Лесли Вильерсом, главой медицинской лаборатории, что занимался реабилитацией Гольдхаген.
— Что скажешь, Лесли? — без всякой надежды вопросил полковник.
— Удивительная выдержка, — заключил Вильерс. — Два месяца в одиночной камере, почти полный отказ опорно-двигательной системы, но она держалась до последнего. Я спросил её, почему она так долго ждала. — Тут доктор в растерянности тряхнул головой. — Странно, но Гольдхаген сказала, что ей было очень стыдно и не хотелось до последнего.
— Чего не хотелось?
— Кусать в загривок.
— Больше слушай, — отмахнулся полковник.
— Да, нет, я не думаю, что это кокетство. Она говорила, что родилась в семье медиков, и сама знает сестринское дело, поэтому нацелено кусала с самое безопасное место. Забавно, но она вспомнила, как когда-то её муж предостерегал её кусать человека за горло, чтобы тот не умер от кровопотери. Интересная у них была семья.
При упоминании семьи Гольдхаген, полковник насторожился:
— А про отца она ничего не говорила? Или прадеда?
— Вы о тех фотографиях? — понял доктор Вильерс, — Нет, я ещё не говорил с ней об этом.
— Но хоть какие-нибудь биологические пробы ты у неё брал?
— Я пытался провести ультразвуковое исследование.
— И как?
— Я не нашел селезенку, — произнёс доктор чуть ли не со скорбью. — А ещё правую почку и поджелудочную железу. Про бывшую пищеварительную систему я лучше даже не буду пытаться говорить и перечислять, чего там не хватает. А еще нет нижней и средней доли правого легкого. Я вообще не понимаю, как она может при этом курить. Если честно, я в первый раз встречаю такую аномалию.
— Какую аномалию?
— Но как же? Столько жизненно важных органов и нет. Простому смертному даже при нынешнем уровне медицины не выжить с такими потерями.
— Ну, так Гольдхаген и не смертная. Печень то у неё есть?
— Да.
— Этого вполне достаточно. Ты хоть спрашивал, где она успела потерять почку с селезенкой?
— Спрашивал. Она предполагает, что после бомбежки во время Второй мировой. Говорит, что всех, кто был тогда с ней рядом, разбросало по кускам, а сколько времени она сама пролежала без сознания, не знает. Вот это и удивительно, что организм альвара в виду своего бессмертия может функционировать без многих, казалось бы, необходимых органов.