Когда Сарваш покинул пределы Фортвудса, полковник отправился на кухню, для разговора. Гольдхаген никакого мяса не рубила и не разделывала, она, напротив, старательно оттирала полы от крови щеткой, и когда он вошёл, сделала вид, что так увлечена работой, что ничего не замечает.
- Прости, но ничего не вышло, - только и сказал полковник.
- Это я уже поняла, - не слишком-то приветливо буркнула она, не отрывая глаз от пола и продолжая шаркать щеткой.
- Доктор Вильерс забрал Лили с собой, - на всякий случай предупредил полковник.
- Угу.
- Наверно, скоро он опять захочет взять у тебя кровь.
- Пусть берёт, мне не жалко.
Наступило тягостное молчание, разбавленное только ритмичным скрежетом щетинок о пол.
- Не хочу лезть тебе в душу, - заговорил полковник, - просто хочу понять, что между вами такого произошло? Твоя сестра чуть ли не плакала, ужасное было зрелище.
- Нет у меня сестры, сколько раз повторять?
- Да? А доктор Вильерс сказал, что ты ему сказала...
- Что сестра у меня была.
Чувствуя, что вот-вот потеряет нить логики в разговоре, полковник уточнил:
- И как это может быть?
- Просто. Лили отказалась от нашей семьи. Время было такое, кто хотел хорошо жить, и разводились и отрекались и документы подделывали. У Лили получилось беззаботно жить в Берлине. У меня только бегать с катушкой кабеля на Восточном фронте под обстрелами в жуткий холод.
- Разве она виновата, что жизнь у тебя пошла наперекосяк? Уж прости за любопытство, кто виноват, что ты устроила Кровавую Пятницу, и подрыв инкассаторской машины с четырьмя живыми людьми?
- Англичане, которые убили меня и еще тринадцать смертных людей в Кровавое Воскресенье.
Полковник только кивнул.
- Я понял твою позицию.
- Если не нравится, не надо было спрашивать.
- А Лили тебе совсем не жалко? Она ведь пришла сюда ради тебя и попала в ловушку. Она, как и ты, отсюда не выйдет.
Только теперь Гольдхаген подняла голову, чтобы посмотреть на полковника:
- А она-то в чём провинилась? Убила кого-то или ограбила?
- Через месяц на свободу выйдут два белых конфедерата, можешь спросить у них, чем Гипогее так не угодила ты и твоя сестра-не сестра.
- К чёрту их.
- Может и к чёрту, но уверяю тебя, Темпл не поскупится и отдаст им Лили, лишь бы они забрали с собой и тебя.
- Может уже хватит пугать меня Гипогеей? Если буду плохо себя вести, отдадут меня туда-сюда. Я вроде не девочка, жила там год.
- И как?
- Достаточно, чтобы не хотеть туда возвращаться.
- Чем ты так обидела Амертат? - вдруг спросил её полковник.
- А что я могла ей сделать?
- Не знаю. Но я собственными ушами слышал, как она науськивала ватагу гипогеянцев против Фортвудса, который перехватил у них пальму первенства в перерождении смертных к вечной жизни, ну и против тебя с Лили как неучтенных и не утвержденных для бессмертного кровопийства кандидатов. Скажешь, что тут нет ничего личного?
- Она долбанутая сука с лейсбийскими замашками и сатанистка, этого достаточно?
Полковник только пожал плечами. Однако, интересные мотивы неприятия между двумя женщинами.
- Что-то она мне говорила, про мою мужскую сущность глубоко внутри, - вдруг произнесла Гольдхаген, вернувшись к помывке пола. - Как думаешь, это она твою железу у меня в голове имела в виду?
Полковник в задумчивости передернул усами:
- Хочешь поговорить об этом?
- Не знаю. Доктор Вильерс так настойчиво говорит, что ты мне чуть ли не отец родной, что в пору задуматься, что это ты так часто и настойчиво меня ругаешь и опекаешь. Другой бы плюнул и послал в этот ваш подвал. А ты держишься. К чему бы это?
Полковник задумался. Почему-то все семь месяцев, что она пробыла здесь, сам себе подобный вопрос он не задавал:
- Всякому отцу должно ругать и опекать даже плохих детей. Даже если приходится с ними работать годами, - и, одумавшись, он добавил. - Просто я знал твоего отца. Не то чтобы хорошо, но он показался мне куда здравым и гуманным человеком, нежели твой прадед. Можешь считать это дань уважения доктору Паулю Метцу.