Кири… Сын самого командора Кири…
Я слишком хотела узнать его имя, а в голове крутилось только «Кири» — как отголосок какого-то ненужного воспоминания. Человек, стоящий за моей спиной — я чувствовала его дыхание и ту знакомую силу, которую ощущала всякий раз, едва ему стоило оказаться рядом — носил другое имя. Его я не знала. Я его никогда не слышала.
— Вспоминай, Дая, — улыбка в голосе.
И больше ничего не надо. Только ответить его же именем — и точно тем же тоном. Если от моего голоса он получает то же удовольствие, которое я от его, то его тоже проберет до самых костей. Только для одного этого надо знать. Я развернулась резко. Точно, он улыбался. Безупречный.
Я положила ладонь ему на грудь, с вяжущим удовольствием провела пальцами по гладкой коже, обвела сосок, спустилась на живот. Вертикальные зрачки сузились и превратились в тонкие полоски. Ему нравится. Ему нравится все, что я делаю, как мне нравится все, что делает он. Уверенно скользнула рукой еще ниже, коснулась члена — возбужденного, каменного. Без стыда начала поглаживать — без страстного напора, но я хотела сделать хоть что-нибудь. Сон — не место для неловкостей. А крокодильи глаза бывают только в сновидениях.
— Любимая, — он положил руки на мои голые плечи, повел вниз — я готова была взвыть даже от такой ласки. — Ты самая красивая, я это всегда знал. Но приятно узнать, что ты сегодня сама сделала шаг ко мне.
Он явно говорил не о моих нежных заигрываниях с его членом. Но и остановиться не могла, обхватила пальцами, усиливая нажим. Он выдал короткий стон.
— Какой шаг, любимый?
— Не так быстро, Дая. Я хочу оставить самое приятное до реальной встречи.
— Ты поэтому никогда меня не целуешь?
Он положил ладонь мне на щеку, наклонился, но прижался лбом к моему.
— Поцелуй — это, возможно, самое важное, что случается у влюбленных. Я готов ждать хоть вечность.
— Чего ждать?
— Но я очень тебя хочу.
И его руки притянули к себе тесно, до стона. Заставили изогнуться и ощутить каждой клеткой тела наше обоюдное желание не останавливаться, слиться окончательно. Поцелуй в шею — не мягкое касание, а почти жадный укус. Он тоже едва держится. А зачем мы держимся?
Я проснулась и сразу села, прижала руку к груди, потому что в ушах застучало в ритме сердца. Кажется, не кричала. Едва отдышалась, посмотрела в сторону. Вздрогнула и спросила:
— Эрк?
Он сказал вверх:
— Светлее на двадцать.
Освещение тут же немного повысилось. Эрк подошел, вглядываясь в мое лицо пристально, потом сел на край постели.
— Я… я просто мимо комнаты проходил. И услышал звуки — как будто тебе плохо.
О, мне было хорошо. Если бы я сама принимала решения, да еще и во сне, то вообще бы никогда не просыпалась. Сейчас же натянула покрывало до подбородка и заставила себя улыбнуться:
— Да нет, ничего такого!
Глаза у Эрка очень красивые — зеленые, умные, внимательные.
— Дая, кошмары — это не стыдно. Но надо обратиться к штатному психологу. Кошмары свидетельствуют о глубоком, затянувшемся стрессе, и до этого лучше докопаться до того, как ты испытаешь новое потрясение. Солдаты не имеют права на уязвимую психику.
— Да я не…
— У меня самого были кошмары. И теперь их нет. Любая проблема решается, если ее решать.
Возбуждение еще не отступило. Надо выпить воды, потом немного отдохнуть, но сейчас уже блондин из сна не казался идеальным. Вот же он, идеал, сидит прямо на моей постели. Руку протяни и коснешься. Интересно, как Эрк отреагирует на мое прикосновение? И ведь не объяснишь, что кровь закипела совсем не из-за него, но зато из-за него продолжает кипеть. Я не рискнула проверять.