Выделяют еще одну категорию ментальной деятельности — разум. Разум характеризует космотворческую способность человеческого мышления. Если ум характеризует отнесенность к потенциалу родового человеческого существа, то разум характеризует конституирующую, космосозидающую активность человеческого мышления. Данная категория определяет возможность созидания новых измерений космического существования, возможность онтологического самоизменения человека как космического существа. Разум характеризует наличие в нас принципиальной возможности творить целостные миры. Разум есть актуальное присутствие в мысли человека демиургического потенциала.
Разум человеческий диалогичен, обусловлен пластами объективированной реальности и тем несет в себе проклятие захваченности материей, которая и есть последняя из кармических печатей на душе человека (здесь материя понимается как проекция предсуществования человека и существ окружающего его мира, в их взаимообусловленности, на душу, на форму «здесь-сейчас» существования человека). Разум есть прорыв в сознание индивидуального человека голоса родового человека. Проявление разума меняет баланс индивидуального, этнического и родового в человеке, смещает форму сборки реальности.
Бог, разум, космос, время, пространство, причинность, ритм, материя, энергия, жизнь — основные категории, определяющие сознание человека. Категории не задаются простыми определениями, их понимание предполагает инициацию коренных интуиций целостного восприятия мира, осмысленного и освоенного до уровня архаичной моторики тела.
Такая инициация предполагает активизацию архетипики человеческого сознания, что связано с мифопоэтическим, мифомагическим мышлением. Проведем мифологизацию основных категорий, которые есть ОБРАЗЫ метафизической интуиции:
Время реально. Тело времени — ритм, потенциал времени — различие эндо- и экзоструктур реальности. Равенство, баланс их — убивает время, рождает безвременье.
Ритмы всеобщие есть субстанция, атомарность реальности; ритмы частные — энергия, динамика; ритмы индивидуальные, единичные — информация, символ (субстанция знания).
Ритм соединяет время и пространство. Он есть грань равновесия внутреннего и внешнего, атомарная грань реальности. Ритм есть положенность, проявленность вовне эндоструктур реальности.
Ритмический рисунок реальности в своей статике воспринимается как материя, а в динамике — как энергия. Ритмы рождают симметрию. Симметрия — метаструктуру пространства.
Пространство экзометрично, оно утверждает и соизмеряет внешнее как существующее, как возможность действия. Время эндометрично, оно — энергия рождения реальности, вечный переход эндометричного (внутреннего) для антропокосмоса — в экзометричное (внешнее).
Время конкретно, психофизично. Нет времени абстрактного, времени как четвертого измерения пространственно-временного континуума физической реальности. Время есть актуализация возможного. Сознание — носитель времени, вне сознания времени нет.
Безвременье тождественно полной реализации потенциала родового человеческого сознания. С этого момента сознание автоматизируется и бессознательно творит себя в ритмах реальности. Космос погружается в бессознательное. Антропокосмос сменяется биокосмосом, но место прежнего бессознательного (био) занимает антропосознание, исчерпавшее свой потенциал, растворившее себя во внешнем, ставшее этим внешним.
Происходит поднятие базовой разумной согласованности космического организма до уровня ассимилированного антропосознания. Антропокосмос порождает биокосмос, высшее порождает низшее, но не наоборот.
Приведенный текст не есть гностическая модель, он обращен не к интеллекту, но к разуму.
За вершинами человеческой культуры стоят люди, прошедшие через пограничное сознание. Корифеи мысли, культуры человечества вплетены в те или иные мистерии, от Платона, Пифагора и до Льва Толстого. Художники, писатели, философы, поэты начала ХХ века, которые составляют ренессанс русской религиозно-философской мысли и русской литературы, вскормлены двойной культурой. Помимо обыденного мировоззрения и помимо изначальной приобщенности, наряду со всеми, к православной церкви, А.Блок, А.Белый, В.Иванов, М.Волошин и многие другие прошли те или иные мистические школы. То же верно в отношении всей западной традиции. Французские, немецкие, английские, американские культурные лидеры являются выходцами из тех или иных школ, лож, учений, в которых им давались основы мистического мировоззрения. Они культурно двуязычны, в отличие от большинства людей, к которым обращены их работы. Они прошли две подготовки, одна из которых формировала в них внутреннюю личность, а вторая определяла язык общения с окружающим миром.
Формы пограничного состояния сознания различны. Выход за рамки обыденной, общезначимой перцепции, обретение трансфеноменологического опыта — это путь мистиков, визионеров типа: М.Экхарда, Я.Беме, Э.Сведенборга, Р.Штейнера, Д.Андреева и других. Такие формы визионерства, как у Д.Андреева, уникальны. Но любой опыт визионерства накладывает неизгладимый отпечаток на человека, дает внутренний источник, из которого он черпает бесконечно. Узнав такой источник, от него нельзя отойти, забыть, сделать фактом обыденного сознания. Это есть нечто экстраординарное, меняющее форму сознания. Расширение формы визионерства обогащает, существенно развивает «рекорды» духа, отодвигает дальше «планку» радикальных новаций в восприятии мира. В этом состоит гносеологическое значение индивидуальной практики пограничного состояния сознания, но есть и онтологическое значение. Меняя формы восприятия мира, мы меняем и то, что мы воспринимаем. Расширение формы перцепции мира меняет саму жизнь, что происходит через переустройство, сдвиг в общественном подсознании.
Визионер приобщается к масштабному видению мира, находясь в пограничном состоянии сознания. Он обретает особые формы перцепции мира и понимает, что отнюдь не одинок в своей визионерской «робинзонаде», что его познание мира есть диалог с неким коллективизированным человеческим сознанием, в котором он не столько генерирует, сколько воспринимает то, что уже есть в коллективном ментальном поле. Человек, находящийся в пограничной ситуации, пограничном состоянии сознания, воспринимает непредставимо много, он внутренне преображается и потом годами может описывать воспринятое. В такие моменты он находится в активном взаимодействии с формой мистериального сознания, через которую культурно санкционируется выход в пограничное состояние сознания. Мистериальная форма сознания дает постижение целостности коллективного человеческого сознания. Развитое сознание, огромный личный потенциал визионера дают возможность расширения этой формы. Следующий, идущий за таким адептом, находит в себе его опыт. Он воспринимает этот опыт не в вульгарно-информационном плане, не как некий внешний текст, а как имманентно свой.
Человек, рождаясь, входя в социум (социализируясь) и умирая, проходит через формы пограничного состояния сознания. Есть мистериальные формы измененного сознания, есть формы отождествления индивидуального сознания с морфообразующим элементом этнического или родового человеческого существа.
От индивидуального пограничного сознания человек может прийти к пограничному для коллективизированных форм сознания. Последнее и сопровождается выдающимися гносеологическими и онтологическими результатами. Высочайшие образцы мифопоэтического творчества — именно из этого ряда, и их появление вызывает эволюционные последствия для человечества. Мифопоэтическое (мифомагическое) творчество вторгается в общественное подсознание и смещает устоявшуюся структуру его мифологем.
Показательна мифологическая роль сказки, особенно волшебной народной сказки. Инварианты, мифомагическая схематика сказки воспроизводит морфологию психоделических пространств. При отсутствии внешних факторов стрессирования, вызывающих невротизацию, истеризацию масс, при отсутствии широкого употребления галлюциногенов, наркотических средств, т. е. в нормальной культурной среде, эти психоделические пространства задают первичную матрицу жизненного баланса страха — ожидания — предчувствия — желания смерти. Волшебная сказка есть, прежде всего, народная форма посвящения в реальность смерти, как постоянно присутствующего фактора жизни. Осознание неизбежности смерти, а затем и осмысленности ее, создает основу последующей религиозности. Волшебная сказка — это свернутый мистериальный цикл, дающий первичную инициацию подсознания, что является основой для развития социально-приемлемых форм его (подсознания) активности. Разрушение таких форм и, прежде всего, отчуждение от них детского сознания неизбежно ведет к росту неуправляемых, спонтанных (и для социума и для индивидуума) проявлений- выбросов подсознательной агрессии. В таком случае потребность нахождения баланса сознания и подсознательного ведет человека к психоделикам или психопрактикам, дающим психоделическую компенсацию. Структура сказки, ткань ее — наиболее мифологизированы. Это делает сказку оптимальной формой социализации сознания ребенка. Современные сказки демифологизированы. Полной демифологизированности, конечно же, нет ни у сказки, ни у одного вида культурной деятельности. Наука и философия также мифологизированы. И не может быть иначе. Иначе они потеряли бы смысл, свои человеческие измерения.