Но так было раньше. Сегодня мы живем в условиях нового международного положения, когда специфический вес и роль Советского Союза на мировой арене очень сильно возросли.
Сегодня с нами считаются все страны мира, и даже ни одно политическое и экономическое мероприятие в капиталистических странах не может быть проведено без согласия СССР или без того, чтобы поставить его об этом в известность.
Мы были свидетелями такого, что наши границы медленно отодвигались на запад и остановились в ожидании резкого рывка вперед. Время понять, что только решающее наступление, а не оборона могут привести к победе. Советский Союз можно сравнить, к примеру, со свирепым хищным зверем, который затаился в засаде, поджидая свою добычу, чтобы затем одним прыжком настичь ее. Недалек тот день, когда вы станете свидетелями и участниками огромных социальных изменений на Балканах.
Эра мирной политики закончилась, и наступила новая эра — эра расширения социалистического фронта силой оружия.
В этом суть и значение лозунга мирной политики Советского Союза на современном этапе, в верности которому душой и телом так долго убеждал нас товарищ Хозин.
Тот, кто понимает этот лозунг иначе, глубоко заблуждается и ведет себя как обыватель или просто как дурак.
Я поднимаю бокал и призываю всех собравшихся выпить за мирную политику в ее новом смысле...»
Все это очень мило, если бы не пара нюансов. Первый — некая неуловимая странность данной речи. Какая-то она... не наша, что ли? Дело в том, что проблема «раздвижения границ» и проблема «земли» ни в коей мере не были в ходу в СССР. По той чрезвычайно простой причине, что, цитируя Шолохова, «земли у нас — хоть заглотнись ею». Советский Союз никогда не стремился к приобретению территорий как таковых, поскольку и своими-то был отягощен сверх всякой меры. В 1939 году он вернул отобранные поляками по мирному договору 1921 года земли, населенные украинцами и белорусами, — вопрос международного престижа и стратегии (отодвинуть как можно дальше стартовую точку грядущей войны). А в 1940-м так называемые «приобретения» диктовались уже чисто военными соображениями: отодвинуть границу от Ленинграда и ликвидировать удобный прибалтийский плацдарм для наступления германской армии[8]. «Земля» — это не наша мотивация, как ее ни крути!
Кроме того, вы можете вспомнить, чтобы хоть один раз кто-либо когда-либо в СССР сравнивал нашу страну со «свирепым хищным зверем, который затаился в засаде, поджидая свою добычу»? Помощь рабочим, «освобождение труда», «мир хижинам — война дворцам» и т. п. — это сколько угодно, но о какой добыче может идти речь, если подавляющее большинство населения других стран — наши братья по классу? Нет, по эту сторону границы данное сравнение родиться не могло, только по ту...
Второй нюанс: воспоминания свои майор Евстифеев диктовал... в немецком плену. Так что попробуй пойми, что реально говорил Сталин, что ему приписали проводившие допрос немцы, сообразно своим представлениям, а также где кончаются факты и начинается геббельсовская пропаганда. Да и вообще не совсем понятно, существовал ли этот самый майор — ну уж никак не по чину и не по должности было ему присутствовать в тот день в Кремле. Может статься, герры из ведомства Геббельса его попросту придумали?
В. А. Малышев, будущий знаменитый нарком танковой промышленности, также присутствовавший на приеме, в своем дневнике писал по поводу этой речи:
«...Дальше т. Сталин говорил о внешней политике.
„До сих пор мы проводили мирную, оборонительную политику и в этом духе воспитывали и свою армию. Правда, проводя мирную политику, мы кое-что заработали! ...(здесь т. Сталин намекнул на Зап. Украину и Белоруссию и Бессарабию). Но сейчас положение должно быть изменено. У нас есть сильная и хорошо вооруженная армия “».
8
Что касается Бессарабии, то ее аннексию СССР не признавал никогда. В 1940 году Сталин воспользовался ситуацией, чтобы заставить Германию нажать на Румынию и решить проблему. А Гитлер потом «забыл» о своем участии в этой операции и назвал действия СССР агрессией.