Итак, смешав в древних биореакторах человеческий и гурхорский геном, а так же «Амброзию» и нарг из артефакта-шара. Человеческое естество приняло «Амброзию», гурхорское — нарг. Совместив все это в одно, Шаман получил новых существ, от рождения обладающих невиданными способностями. Именно к этому вели его видения, точнее, согласно им, только в этом был шанс на спасение людей… Или же он ошибался, так же как Безумный Адмирал, ослепленный своим даром?
Шаман не был уверен до конца, просто следовал своему пути, ведь уже было сделано так много, столько трудностей преодолено и столько крови пролито, что невозможно было повернуть назад.
Но это был вовсе не конец пути. Еще предстояло сделать кое-что.
Шаман вошел в отсек, где были Майса и дети. Секутор «Горгон», не смотря на то, что была суровым воином «Спарты», прошедшим самые жестокие и страшные битвы, сама была еще очень молода и потому без труда нашла общий язык с детьми — как и они с ней, чувствуя в ней близкую душу, ведь в ее жилах точно так же тек нарг. Дети называли ее «Сестрой» и не отходили от нее, как и она от них, большую часть времени играя с ними или рассказывая им что-то про «Спарту» и Алекса Дарка. Низкорослые, четырехглазые малыши с интересом слушали ее, и с таким же интересом возились с ней, вовлекая в свои незамысловатые игры, в которых он принимала участие с удовольствием.
— А, привет, Шаман! — сказала Майса, обернувшись.
На ней повисли несколько детей, смеясь и пытаясь защекотать, она в шутку боролась с ними, приговаривая что на страшный и ужасный Такэси и сейчас всех их уничтожит. Дети громко хохотали пищали, делая вид что испугались и тем не менее нападая в ответ, устроив кучу-малу под звонкие детские крики «АУХ!!».
— Я вижу, у вас тут серьезная битва, дети мои! — одобрительно сказал Шаман, слегка морщась от головной боли, оставленной только что терзавшими его видениями гибельного будущего. — Так держать, побеждайте, не сдавайтесь! «Спартанцы» никогда не сдаются!
— Истинно так! — поддержала Майса, — Шаман, а где мы? Мы скоро встретим ванакта Алекса?
— Да, Творец, где мы? Где? Где?.. — зашумели дети, прекратив возню и уставившись на него множеством кроваво-красных глазок.
Они называли его «Творцом», это он сам им придумал, потому что более подходящего слова для этого он так и не придумал за прошедшие годы, а это прижилось.
— С командиром Алексом мы встретимся уже скоро, только не здесь и не сейчас. Но эта встреча неизбежна, не сомневайся воин Майса, — сказал Шаман. — А где мы… сейчас я вам покажу.
Он приказал ИИ корабля активировать большой обзорный визор в грузотсеке, и все замерли, увидев окружающую красоту. Шаман сделал увеличение в одну сторону, и вдалеке среди подсвеченных клубов туманности стали видны некие объекты, сами сияющие ярко-розовым и голубым. Шаман сделал еще большее увеличение, ив се увидели, что это были кристаллы, плывущие в космосе словно стаей. Точнее, в сердцевине этой стаи безмятежно плыл огромный кристалл, по размерам чуть меньше кристалла из Коралла, а вокруг в пространстве плыли множество кристаллов гораздо меньших кристаллов.
— Это… — прошептала Майса, пораженная увиденным.
— Это и есть резирагхи, и они живые в отличие от тех, что заперты в гурхорских ташхаармах, — сказал Шаман.
Это действительно были резирагхи, такие, которые являлись сердцевиной кораблей-ташхаармов гурхоров… Только они не были просто тусклыми камнями-кристаллами, они сияли изнутри и двигались самостоятельно.
— Чувствуете их песнь? — сказал Шаман, — Как они поют о жизни, о вселенной, о будущем.
Дети и Майса замерли, прислушиваясь к своим ощущениям. Технологичная псионика нарга передавала легкую вибрацию «песни» резирагхов, это ощущение было трудно заметить и передать словами… что-то такое свободное, светлое, хорошее.
— Это их истинная песнь, а не крик боли, которому их учит война, — сказал Шаман, — мы идем к ним. Это наша цель.
Часть 5.2 Хаос и эволюция
Приблизившись к стае сияющих кристаллов, Шаман, Майса и все остальные гораздо четче и сильнее услышали их «песнь» — это было нечто неслышимое ухом, но ощущаемая как будто всем телом и разумом, идущая из глубины души вибрация. Если сравнить это со звуком, это было нечто величественное и космическое, как будто некий мифический левиафан воспевал радость своего существования, восхищаясь собой, своим движением, своей свободой и окружающим космосом. Особенно чувствительны к «песни» были дети — они завороженно наблюдали по визорам за стаей кристаллов, и с их лиц не сходили блаженные улыбки.
— Не знаю, откуда они взялись, где их родина, и как они вообще появились на свет. Максимум, что я смог извлечь из останков Отца-Резирагха, это эхо воспоминаний о их бесконечных путешествиях сквозь космос… Блуждая в пространстве, и наслаждаясь своим блужданием, он когда-то вел свою жизнь таким же образом. Пока гурхоры не нашли и не убили его, чтобы использовать в своих целях. Видишь, в центре стаи один большой кристалл? — спросил Шаман, Майса кивнула, — Это их отец, источник «песни» и разума. Остальные, поменьше — это его дети, подобные им ты могла видеть в основе ташхаармов. Конечно, не совсем правильно использовать такие человеческие понятия, как «отец», «дети» и «разум» в отношении этих существ, но по-другому у меня не получится объяснить. Это неорганические существа, совершенно чуждая не только нам, но и гурхорам форма жизни, тем не менее, она по-своему разумна. Центр этого существа-сообщества — это и есть самый большой кристалл, иначе Отец-Резирагх, с помощью псионной «песни» он управляет и направляет своих «детей», которые в прямом смысле не являются его детьми. По сути это — резонаторы псионики, сателлиты, отражающие и усиливающие «песнь» основного кристалла. Таким образом они и существуют, являя собой некое стайное сознание. Гурхоры каким-то образом столкнулись с ними на заре своего освоения космоса и догадались использовать их резонирующие свойства и способность двигаться с помощью псионики — строя с помощью своих паразитических биотехнологий корабли-медузы. В теле же главного кристалла, убитого ими, они выдолбили коридоры и залы, сделав из него святилище Пожирателя и хранили там шар-артефакт харгонской расы. Но они так и не познали истинной мощи Отца-Резирагха, да и не могли бы этого сделать — уже мертвый, он мало чем отличался от своих сателлитов-резонаторов, разве что размером… Мы же поступим по-другому, и эти дети помогут нам осуществить задуманное.
Майса обернулась на четырехглазых малышей-мутантов, скалящих в улыбках большие рты с рядами мелких острых зубок.
— Скажи мне, Шаман, зачем это все? — спросила она, — К чему ведет твой путь? Я пошла с тобой только из-за ванакта Алекса, и я все еще верю, что ты приведешь меня к нему и он спасет «Спарту». Но честно говоря, видя все это, у меня много вопросов и сомнений. Тупо спрашивать это прямо у тебя, но ты сам как оцениваешь, не стал ли ты одержим своим даром, наподобие Такэси?
Шаман секунду молчал, погрузившись в себя.
— Все дни смешались у меня, и нет ничего верного в этом потоке, все меняется и исчезает, словно правда жизни, которая у каждого своя и не своя одновременно, — сказал он наконец, — Лишь моё текучее сознание перетекает из формы в форму, принимая очертания очередной подходящей маски. Как змея меняет кожу, внутри оставаясь все той же змеей и лишь внешне произрастая различным узором чешуи. Таков и мой разум, спящий и бодрствующий одновременно, изменчивый, и наблюдающий сам за собой, полагающий себя абсолютом и мерилом, а на сам деле всего лишь несовершенное ползучее нечто, которое примитивно копошиться в грязи и вскоре уснёт, угаснув в холоде очередной зимы, так и не узнав, что же оно на самом деле. Видения будущего и настоящего смешались и терзают меня своей страшной неотвратимостью, словно заставляя меня двигаться в строго определенном направлении… Великий Дух, Пожиратель, дает видеть мне волю свою — и эта воля страшна… Мой дар говорит мне, что гибель всех людей близка, но в то же время конкретной точности в видениях нет. И знаешь, воин Майса, я хочу сразиться. Подобно «спартанцам», я не желаю просто следовать судьбе и сдаваться. Безумный Адмирал потому и стал одержим, что подчинился своему дару, следуя пути неизбежного. Но неизбежно ли это? В этом весь вопрос. Допускает ли наша реальность хоть крупицу случайности, или все предопределено до последнего фотона и микроотрезка времени? И я буду сражаться, я проверю на себе эту неизбежность. То, что человечеству грозит полное уничтожение в самое ближайшее время — точно. То, что эта опасность придет из внешнего космоса — точно. Так говорят мне видения. Но в то же время, то, что мы встретим Алекса Дарка и эти дети сыграют очень важную роль в судьбе людей — тоже точно. Возможно ли избежать неизбежного? Смогу ли я, используя свой дар, не подчиниться самой судьбе, а не следовать ей, как это сделал Такэси?