Инструкция не обманула: на полочке обнаружились массивный бронзовый подсвечник с десятисантиметровым огрызком свечи, кремневое кресало, огрызок трута. Егор, как учили, покрутил колёсико кресала, подул на искры, падающие на трут, родился крохотный язычок пламени. Зажёг свечу, поплевал на пальцы, аккуратно затушил кончик трута, осмотрелся.
Широкий столик оказался плотно завален самыми разными вещами.
Тяжёлый серебряный нательный крест на красном льняном шнурке Егор сразу же повесил себе на шею. Туда же последовал и бронзовый ключ – на хилой медной цепочке, покрытой местами тонким слоем зеленоватой патины. Ослабив завязки на кожаном мешочке-кошельке, он высыпал себе на ладонь десятка два монет: полушки, копейки, алтыны, несколько серебряных.
«Рубля четыре с половиной будет, – прикинул Егор на глазок. – Не густо. Хотя – это как посмотреть. На эти деньги сегодня можно купить небольшое стадо баранов, или даже – дойную корову с хорошей тёлкой в придачу…» Он засыпал монеты обратно, отложил кошель на кошму, взял в руки посеребрённую коробочку.
«Элементарная блохоловка! – предупредительно подсказал опытный внутренний голос. – Абсолютно ничего хитрого!»
Словно подтверждая правильность этого предположения, с мочки левого уха на шею сполз кто-то очень маленький, стало нестерпимо щекотно.
– Чтоб тебя! – Егор сильно хлопнул по шее ладонью. – А с элементарной гигиеной, ребята, тут у вас совсем и не важно…
Ещё на столике обнаружилось множество стеклянных и керамических флакончиков.
Егор наугад открыл один из них, поднёс к носу. Пахло свежим огурцом.
«Огуречный лосьон после бритья! – обрадовался внутренний голос. – А вон и опасная бритва!»
Егор взял в руки опасную бритву (на деревянной ручке, нескладную, лезвие было спрятано в кожаный чехольчик), повертел в руках, ухмыльнулся, положил на место.
Понюхал содержимое ещё нескольких флаконов, один из запахов показался знакомым – натуральный «Тройной» одеколон. Тщательно протёр «одеколоном» шею, прижёг укушенную клопом ногу под коленкой. Открыл ещё одну плоскую коробочку, наполненную белым порошком, ткнул пальцем, лизнул, порошок оказался самым обыкновенным мелом. Рядом с коробочкой лежала длинная дубовая палочка с разлохмаченным концом.
«Вопрос с гигиеной полости рта выяснили – уже хорошо! – подумал Егор. – Хотя с этим-то и непонятно: согласно всей прочитанной литературе, русские простолюдины в это время к своим зубам относились безо всякого почтения. С другой стороны, я сейчас нахожусь в посёлке немецких и голландских поселенцев – под названием Кукуй. Могли эти переселенцы и научить моего предшественника всяким полезным вещам, с них станется. Да и флакончики эти – больно уж их много, не иначе Алексашка тырил их у всех иностранцев подряд, безо всякого почтения и смысла…»
Осмотр других вещей он отложил «на потом», так как неожиданно захотелось по малой нужде, подошёл к костылям, вбитым в стены по обеим сторонам от оконного проёма, осторожно – стараясь ничего ненароком не порвать, снял с них одёжку, бросил на кошму, начал внимательно рассматривать – одну вещь за другой. Определившись, начал одеваться.
Егор надел на ноги широкие холщовые штаны: длинные, светло-коричневые, расшитые красными нитками – широкими вертикальными полосами. Завязал поясок, продёрнутый через добрый десяток аккуратных дырочек, несколько раз подпрыгнул на месте, проверяя удобство этой детали туалета.
«Нормально, могло быть и хуже!» – решил он для себя, а на мускулистый торс набросил широкую палевую рубаху, щедро расшитую мелким цветным бисером (концертная придумка герра Лефорта), две верхние пуговицы, по наитию, оставил расстегнутыми.
С обувкой получилось несколько сложней.
Под узкой полочкой, в правом углу, обнаружилась целая горка заскорузлых матерчатых квадратов и прямоугольников – ситцевых, холщовых, льняных и даже – бархатных.
– И что тут – онучи, а что – портянки? – пафосно, но одновременно и очень тихо вопрошал Егор, торопливо роясь в тряпичной куче.