– Ну, а что дальше?
– Ты так-то? – взревел басом здоровяк и двинулся на ловкача, закатывая рукава своей льняной рубашки, расшитой весёлыми красными и зелёными котятами.
Уловив краем глаза, что к сеннику целенаправленно стягиваются любопытствующие, Егор несколько раз качнулся влево-вправо и, дождавшись, когда противник широко, от всей русской души, размахнётся своей правой рукой, ударил левым крюком Фому в область печени. Тот сразу же согнулся в три погибели, неловко присел на корточки…
Егор примерился и послал сопернику в ухо хук справа. Бить кулаком, правда, не решился, опасаясь нанести противнику серьёзное повреждение. Ударил открытой ладонью. Звон разлетелся – на всю округу, Фома отлетел метра на два в сторону, упал, покатился по земле, тоненько подвывая и отчаянно матерясь.
– Данилыч, сзади! Берегись! – громко прокричал кузнец.
Егор обернулся – прямо на него нёсся ещё один двухметровый амбал, украшенный холёной русой бородой, разве что помоложе Фомы лет на десять-двенадцать.
«Младший брат, наверное», – подумал Егор, ловко принял здоровяка на обычную «мельницу» и, пользуясь инерцией, отправил далеко вперёд. Покувыркавшись по траве, «младший брат» смачно приложился головой о деревянную колоду и затих, по его щеке потекла узенькая струйка крови.
– Убили, убили Федьку-конюха! – громко запричитала простоволосая растрёпанная бабища бомжеватого вида с фиолетовым фингалом под глазом.
– Цыц, ведьма! Умолкни! – гаркнул на бабу Егор, подошёл к неподвижно лежащему конюху, нагнулся, приложил указательный палец к жиле на шее, вслушался, после чего выпрямился и доходчиво объяснил зрителям:
– Живой он! Скоро придёт в себя. Вы ему, убогому, водички полейте на голову… А мне недосуг точить здесь с вами лясы. Прощевайте, братцы! – упруго зашагал в сторону кирпичного господского дома.
Подойдя к задней стене дома вплотную, Егор обнаружил, что дом был вовсе и не кирпичный – обычный бревенчатый сруб, аккуратно обшитый гладко струганными досками, которые, в свою очередь, были старательно выкрашены «под кирпич».
– Санька! Санька! – надрывался мужской голос с мягким иностранным акцентом. – Где ты, исчадье ада?
– У Алексея Толстого все называли Меньшикова в юности сугубо «Алексашкой», а здесь – кто во что горазд! – недовольно проворчал Егор и громко прокричал:
– Здесь я, бегу уже! – запихал за щеку войлочную полоску, предварительно скатанную в шарик.
По песчаной дорожке он обежал коттедж, оказавшись на стороне парадного входа: круглые и прямоугольные цветочные клумбы, неизвестные, обильно цветущие деревца в кадках, крошечный пруд с золотистыми рыбками, посередине пруда – весёлый звонкий фонтанчик, скамейка-качели под навесом, низенький забор из штакетника, выкрашенного в голубой цвет, высокие двухстворчатые ворота. На резном высоком крылечке рядом с входной дверью, украшенной цветными стеклянными витражами, стоял худенький мужчинка средних лет в длинном бархатном халате, лысоватый, остроносый, в его правое ухо была вставлена крохотная золотая серёжка – с красным рубином.
– Тебе надоело служить у меня, оглоед? – строго спросил мужчинка, и золотая серьга в его ухе гневно задрожала. – Хочешь опять торговать вонючими пирогами? Ночевать под мостом, рядом с повешенными татями?
– Виноват, господин Лефорт, виноват! – слёзно заканючил Егор, тыкая пальцем в свою «распухшую» щёку. – Зубы заболели, проклятые! Всю ночь мучился напролёт, не спал совсем! Флюс вскочил, видите?
– Флюс? – смягчился Лефорт. – Это есть очень плохо! Зачем же терпел? Ты же неглупый человек! Надо было сразу же идти к доктору Фогелю. Он больных принимает в любое время, лишь бы платили деньги… Ладно, сходишь потом. Сейчас одежду мне приготовь. Парик расчеши, начисть туфли. Потом заседлай коня. Пусть сегодня это будет Карий. Как подашь к крыльцу, мне сообщи…
Денщик из Егора был так себе, всего-то четыре дня и обучали его этому высокому и непростому искусству. Но справился – в общих чертах, даже нюхательный табак сменил в серебряной табакерке господина Лефорта, по собственной инициативе, добросовестно вычистил две курительные фарфоровые трубки.
Покончив с домашними делами, Егор отправился на конюшню.
Фёдор, голова которого была замотана белой льняной тряпкой, хмуро расчёсывал гриву каурому голенастому жеребцу.
– Как здоровье драгоценное? – вежливо поинтересовался Егор.
– Да пошёл ты! – отмахнулся Федька. Егор тяжело вздохнул:
– Да не обижайся ты, чудак, право! Ну, получилось так. Бывает. Скажи лучше, как Карий нынче?