В международном аэропорту Пулково-2 было многолюдно, шумно и нестерпимо душно. Суетливые зарубежные и отечественные туристы и туристки, обременённые многочисленными чемоданами на колёсиках и толстыми неподъёмными сумками, выстроились в длинные бесконечные очереди к регистрационным стойкам.
Суета, запах пота – вперемешку с ароматами изысканных духов и дорогой туалетной воды, иностранная речь и незримая нервная аура, царящая над всем этим бедламом…
Егор, легкомысленно закинув свой тощий рюкзачок за спину, вежливо отодвигая издёрганных и нервных иностранцев в стороны, прошествовал в самый дальний угол зала, непроизвольно отмечая, что многие иностранные и местные тётеньки поглядывают на его ладную плечистую фигуру с нескрываемым интересом.
У стойки номер двадцать два никакого ажиотажа не наблюдалось.
«Оно и понятно, – промелькнула в голове ленивая мысль. – Желающих посетить солнечную Гавану нынче немного. Турция и Египет – намного ближе. Да и дешевле гораздо…»
Егор предъявил милой молоденькой сотруднице аэропорта билет и паспорт, подошёл к стойке пограничной службы.
«Вот и всё, – подумалось с лёгкой грустинкой. – Ещё несколько минут, и прощай, милая Родина! Когда-то ещё вернусь обратно… Через год, через два?»
На плечо легла тяжёлая свинцовая рука.
– Леонов Егор Петрович? – осведомился тусклый металлический голос.
– Он самый.
– Пройдёмте!
Перед глазами маячили чьи-то широкие плечи в зелёной форме – с майорскими погонами, по бокам насторожённо сопели ещё двое здоровяков-пограничников, угадывалось и чьё-то присутствие сзади. Вошли в боковую широкую дверь, поворот, коридор, поворот, ещё одна дверь, новый коридор…
«Лихо это они тебя, братишка, взяли в оборот! – заботливо поделился своими опасениями внутренний голос. – Неспроста это, ох, неспроста!»
Шеи коснулась тонкая острая игла, десятые доли секунды – и весь мир пропал куда-то, в неизвестном направлении…
На уровне подсознания он ощущал, как его аккуратно и бережно кладут на носилки, куда-то несут, потом сыто загудел двигатель автомобиля, приятно закачало на мощных рессорах…
Сознание медленно вернулось. Егор уже слышал тиканье настенных часов (старинных, скорее всего – с кукушкой), ощущал незнакомый запах: пахло то ли больницей, то ли театральной гримёрной. Странное такое сочетание…
– Ну, открывай глазоньки, бродяга! – раздался чей-то противный голос, щёки ощутили лёгкое похлопывание.
Егор открыл глаза – перед ним стоял неприятный скользкий тип: среднего возраста, с обширными залысинами и колючими серыми глазами, одетый в элегантный чёрный костюм. Этакий типичный халдей – в галстуке цветастом.
– Что, оклемался? – спросил неприятный тип и, не дожидаясь ответа, подошёл к круглому столику на длинной ножке, поднёс к уху чёрную телефонную трубку: – Шеф? Он пришёл в себя. Хорошо, ждём! – положив трубку обратно на рычажки аппарата, снова обратился к Егору: – Через пять минут с вами будут говорить, советую вести себя прилично, без глупостей всяких…
Егор огляделся по сторонам. Он сидел в низком и массивном, наверняка очень тяжёлом кресле, руки специальными браслетами были прикреплены к деревянным подлокотникам, ноги, по ощущениям, также были несвободны, во рту было нестерпимо сухо – с оттенком рвотной кислятины. Тип с залысинами замер возле самой обычной двери, приняв позу покорного ожидания – скрестив руки на груди, насторожённо и неприязненно поглядывая на Егора.
Через некоторое время входная дверь приоткрылась, пропуская внутрь помещения ещё одного мужчину – высокого, уже достаточно пожилого, как принято говорить – позднего предпенсионного возраста. Орлиный нос, тёмное морщинистое лицо, обрамлённое длинными, до плеч, седыми волосами, бархатная профессорская куртка на широких плечах. А вот взгляд голубых глаз незнакомца был необычным – одновременно волевым и печальным.
«Очень волевым и очень печальным – одновременно, – подумал Егор. – Такие вот – многознающие глаза, полные тоской звериной – от тех знаний…»
Незнакомец уселся на антикварный стул, предупредительно пододвинутый «халдеем», заглянул Егору в глаза, проговорил негромко:
– Томас, дайте-ка нашему гостю выпить чего-нибудь тонизирующего, после чего покиньте нас на время!
– Слушаюсь, шеф! – Тип с залысинами исчез из поля зрения Егора, послышался шум льющейся жидкости, через пару секунд губ Егора коснулся край стеклянного стакана.
– Смело пейте, молодой человек! – седоволосый незнакомец говорил приятным глубоким баритоном. – Поверьте, сейчас нет никакой необходимости подмешивать яд в ваш напиток. Пейте, пейте, вам сразу полегчает!
Глоток, второй, третий. Обладатель всезнающих глаз не обманул: терпкий, чуть кисловатый напиток оказал на организм Егора воистину волшебное действие. Голова стала абсолютно ясной, обострились зрение и слух, по всему телу прошла-пробежала приятная и тёплая волна.
Мужчина улыбнулся – скупо, ободряюще, но вместе с тем – и строго:
– Меня зовут – Координатор, для вас этого вполне достаточно. Как зовут вас, я, как вы понимаете, знаю. Вы не будете против, если на этом этапе нашего разговора я буду говорить, а вы, в основном, слушать? Вот и хорошо. Впрочем, не возбраняется и обмениваться вопросами. Итак, Леонов Егор Петрович, двадцать три года с небольшим.
Родились ещё в Ленинграде, маленькая комната в коммунальной квартире – на Средней Охте, мать-одиночка, отца своего не знаете. С детства имели склонность к точным наукам, окончили специализированную физико-математическую школу. Всегда отличались повышенной любознательностью, имели очень широкий круг интересов. В младших классах вы посещали химический кружок при Дворце пионеров – пока этот Дворец ещё работал, потом активно занимались в театральной студии, в старших классах посвятили себя спорту: самбо, дзюдо, карате… Особых спортивных успехов не достигли, но получили определённые навыки, весьма полезные в жизни повседневной… И с театральной студией вы никогда не порывали до конца, и факультативные занятия по английскому языку не обделяли своим вниманием, умудряясь как-то совмещать вещи, мало и плохо совместимые. Интересный такой вот сплав, право… После одиннадцатого класса вы оказались перед выбором: поступать на физико-математический факультет Санкт-Петербургского Университета, или – в один из театральных вузов. Победила – и совершенно напрасно, между нами говоря, – любовь к театру… Хотя, кто знает, в конечном итоге? Продолжаем. Вы подали документы сразу во все питерские театральные учебные заведения. Не поступили, ну, так сложилось, со многими бывает… День рождения у вас в феврале, поэтому весной 2005 года вас забрали на воинскую службу. Честно отслужили два года по призыву, потом ещё два – по контракту: в разных южных, немного странных и беспокойных странах. Причём в элитных войсках особого назначения. Не будем уточнять, в каких конкретно… Владеете приёмами восточных единоборств, прошли специализированные курсы военных телохранителей, знакомы с азами диверсионной деятельности. Все эти четыре года ваша невеста Наталья регулярно писала вам письма, клялась в своей верности, обещала дождаться. Но четыре года? Не многовато ли, мон шер, для девушки современной? Когда вы демобилизовались, выяснилось, что недавно Наталья вышла замуж – за юного лейтенанта-связиста, и вместе со своим мужем уехала куда-то на Дальний Восток, на заброшенную пограничную заставу. А ваша любимая матушка, примите мои уверения в искреннем сочувствии, умерла от рака за две недели до вашей демобилизации. О её болезни вы совершенно ничего не знали… Пока я излагаю всё правильно? Тогда продолжаю… Вы решили на какое-то время (или даже – навсегда?) уехать из России. Для начала – на Кубу, где живут ваши кубинские сослуживцы, с которыми вы успели подружиться. Как вы выразились сегодня утром на кладбище: «У Диего есть возможность выправить визу в Сальвадор. Или – в Никарагуа? Впрочем, неважно! Повоюем немного – за местных повстанцев. Там, говорят, платят неплохо…» Что ж, военный наёмник – вполне уважаемая профессия – по нашим мутным временам, можно и солидный капитал заработать – на безбедную старость, если, конечно, не убьют… Разрешите вопрос. А почему именно Куба, Никарагуа, Сальвадор? Разве на этой прекрасной планете мало других интересных мест, где наёмникам тоже платят – приличные деньги?