«Элементарная блохоловка! – предупредительно подсказал опытный внутренний голос. – Абсолютно ничего хитрого!»
Словно подтверждая правильность этого предположения, с мочки левого уха на шею сполз кто-то очень маленький, стало нестерпимо щекотно.
– Чтоб тебя! – Егор сильно хлопнул по шее ладонью. – А с элементарной гигиеной, ребята, тут у вас совсем и не важно…
Ещё на столике обнаружилось множество стеклянных и керамических флакончиков.
Егор наугад открыл один из них, поднёс к носу. Пахло свежим огурцом.
«Огуречный лосьон после бритья! – обрадовался внутренний голос. – А вон и опасная бритва!»
Егор взял в руки опасную бритву (на деревянной ручке, нескладную, лезвие было спрятано в кожаный чехольчик), повертел в руках, ухмыльнулся, положил на место.
Понюхал содержимое ещё нескольких флаконов, один из запахов показался знакомым – натуральный «Тройной» одеколон. Тщательно протёр «одеколоном» шею, прижёг укушенную клопом ногу под коленкой. Открыл ещё одну плоскую коробочку, наполненную белым порошком, ткнул пальцем, лизнул, порошок оказался самым обыкновенным мелом. Рядом с коробочкой лежала длинная дубовая палочка с разлохмаченным концом.
«Вопрос с гигиеной полости рта выяснили – уже хорошо! – подумал Егор. – Хотя с этим-то и непонятно: согласно всей прочитанной литературе, русские простолюдины в это время к своим зубам относились безо всякого почтения. С другой стороны, я сейчас нахожусь в посёлке немецких и голландских поселенцев – под названием Кукуй. Могли эти переселенцы и научить моего предшественника всяким полезным вещам, с них станется. Да и флакончики эти – больно уж их много, не иначе Алексашка тырил их у всех иностранцев подряд, безо всякого почтения и смысла…»
Осмотр других вещей он отложил «на потом», так как неожиданно захотелось по малой нужде, подошёл к костылям, вбитым в стены по обеим сторонам от оконного проёма, осторожно – стараясь ничего ненароком не порвать, снял с них одёжку, бросил на кошму, начал внимательно рассматривать – одну вещь за другой. Определившись, начал одеваться.
Егор надел на ноги широкие холщовые штаны: длинные, светло-коричневые, расшитые красными нитками – широкими вертикальными полосами. Завязал поясок, продёрнутый через добрый десяток аккуратных дырочек, несколько раз подпрыгнул на месте, проверяя удобство этой детали туалета.
«Нормально, могло быть и хуже!» – решил он для себя, а на мускулистый торс набросил широкую палевую рубаху, щедро расшитую мелким цветным бисером (концертная придумка герра Лефорта), две верхние пуговицы, по наитию, оставил расстегнутыми.
С обувкой получилось несколько сложней.
Под узкой полочкой, в правом углу, обнаружилась целая горка заскорузлых матерчатых квадратов и прямоугольников – ситцевых, холщовых, льняных и даже – бархатных.
– И что тут – онучи, а что – портянки? – пафосно, но одновременно и очень тихо вопрошал Егор, торопливо роясь в тряпичной куче.
Через некоторое время выяснилось, что квадратные куски материи – это портянки, они полностью заправляются в сапоги. А онучи – они имеют двойное предназначение: первое – сделать встречу «ступня – сапог» максимально комфортной, второе – плотно обмотать штанину, предотвращая её выползание из сапога – в самый неподходящий момент. Да и вообще, мягкие они такие, приятные для кожи… Ладно, намотал онучи, аккуратно заправил в них концы своих холщовых штанов.
Что там у нас непосредственно с обувью?
Обуви при внимательном осмотре обнаружилось целых шесть пар: кожаные стильные полусапожки, две пары жёстких (явно – сильно ношенных) иностранных туфель на высоких каблуках, две пары практически новых лаптей, от которых остро пахло свежей древесной стружкой, и пара очень низко обрезанных серых валенок.
Туфли Егору не приглянулись: сразу было видно, что их до него носило множество людей. Крутой «секонд хэнд», одним словом. Да и лыковые лапти явно не совпадали со статусом зарубежного посёлка Кукуй. Надел бордовые полусапожки, притопнул пару раз – просто чудо: обувка сидела на ногах как влитая, что было, безусловно, странным…
Непонимающе пожав плечами, он подошёл к маленькому оконцу, попытался высмотреть, что там делается снаружи. Всё было спокойно и благостно: жёлто-розовое солнышко медленно восходило на востоке, стыдливо выставив над линией горизонта свою дай Бог десятую часть, не более. В видимой части двора также не наблюдалось ничего сверхординарного: несколько заспанных простоволосых девок, босых, одетых в серые холщовые рубахи, длинными хворостинами выгоняли за красивые, широко распахнутые ворота небольшое коровье стадо. Пять пятнистых и рогатых коров, три крепкие тёлки, с десяток голенастых телят.
Дружно повздыхав о чём-то неопределенном, девки отошли в сторону и стали полностью невидимыми…
Уяснив, что так другой полезной информации не добыть, Егор решил выйти в Мир, да и переполненный мочевой пузырь давал о себе знать. Он подошёл к двери отодвинул два массивных засова, толкнул легонько – нет, дверь не поддавалась.
Снаружи раздались неясные звуки: кто-то довольно и ехидно хмыкнул, послышалось какое-то чирканье, звук удаляющихся шагов, из-под двери плотоядно заструились тоненькие спирали желтоватого и очень вонючего дыма.
«Хреново-то оно как-то», – подумал Егор и сильно закашлялся.
Дождавшись, когда приступ кашля пройдёт, он снял с шеи медную цепочку с бронзовым ключом, засунул ключ в замочную скважину, повернул. Нет, чем-то подпёртая снаружи дверь даже не шелохнулась, дыма становилось всё больше…
Закрывая нос рукавом рубахи, Егор отошёл к противоположной стенке, прыгнул вперёд, ударил в дверь плечом. Ещё раз, ещё. Было больно, лёгкие буквально «горели». Удар, ещё один, ещё… Только с двенадцатой попытки дверь распахнулась, слетев с верхних петель.
Егор вышел из своего жилья, набрал в лёгкие – полной грудью свежего воздуха: был обычный русский рассвет, уже даже «зарассветье», часов шесть утра. Где-то далеко печально мычало кукуйское стадо, уходящее в русские поля…
Домик горел сразу в двух местах: лениво дымился правый северный угол, да низ дощатой двери, видимо, щедро облитый каким-то хитрым составом, пылал достаточно бодро и весело.
Заскочив обратно в помещение, Егор схватил первую подвернувшуюся под руку дерюжку, выбежал обратно, в течение трёх минут оперативно затушил оба источника возгорания.
Вокруг было тихо, ни души.
– Ничего себе – встреча! – возмутился вполголоса Егор. – Только что прибыл, а кто-то уже сжечь хотел, спалить заживо! И почему это никто дыма не заметил, не поднял тревоги?
«Совсем не обязательно, что это именно меня хотели отправить на тот свет, – подумалось. – Может, это настоящий Александр Данилович здесь кому-то насолил знатно. Ладно, разберёмся…»
Он с трудом повесил тяжёлую дверь обратно на петли, защёлкнул замок с помощью бронзового ключа, отошёл на несколько метров в сторону. Выяснилось, что его каморка являлась половинкой маленького домика под плоской крышей, с двумя одинаковыми входными дверьми по бокам.
«Интересно, а кто у нас сосед? – озаботился Егор. – Надо будет как-то прояснить…»
Просторный ухоженный двор, с южной стороны – симпатичный кирпичный домик, практически – коттедж. Далее поляна – сплошной газон, зелёный и нежный. Со всех сторон на приличном расстоянии у низенького забора располагались самые различные строения: низенький амбар, скотный двор, сарай, русская баня, сенник, конюшня, пара треугольных погребов, колодец-журавль…
«Неплохой у Лефорта земельный участок, – отметил Егор. – Гектара полтора будет, а то и все два…»
Навстречу ему выскочила, радостно лая, низенькая и смешная собачка – сплошные уши. Собачка не верещала, не пласталась, она просто рассказывала о том, что она очень рада этому светлому утру, этому скромному рассвету…
Егор, ласково почесав собачонку за развесистыми ушами, не мешкая, пошёл к дворовым постройкам, надеясь обнаружить там нужник. Ага, вон пожилой мужик в потёртом кафтане и в смешном войлочном колпаке на голове, держа в руках несколько зелёных листьев лопуха, вошёл в небольшой деревянный сарайчик, стоящий на отшибе. Через минуту-другую туда же попытался пройти молоденький парнишка в длинной холщовой рубахе, подпоясанной красным кушаком. Выяснив, что дверь заперта изнутри, паренёк недовольно сплюнул в сторону и справил малую нужду прямо на угол сарайчика.