Мужчина обернулся.
— О, нет. Я Маркус, — он широко улыбнулся и показал бейдж, прикрепленный к спецодежде, слегка повернув его фотографией в сторону женщины. — Маркус О’Рейли.
Ванесса медленно перевела взгляд с его лица на карточку с именем.
— Вы меня с кем-то перепутали.
Миссис Лоуренс снова подняла глаза к его лицу. И Маркус почувствовал себя неловко под ним, словно нашкодивший ребенок, когда его застали за проказой.
Но мужчина заметил, как едва заметная искра надежды мелькнула в них, что он не сразу ее углядел. Взгляд женщины потух.
— Простите.
Ванесса начала разворачиваться, когда Маркус выпалил.
— Может, мне помочь найти того, кого вы ищите?
Женщина застыла. Но ничего не ответила. Прижала к груди куклу и стала покачивать.
— Папа найдет нас малыш, — зашептала она своему кульку и, позабыв о стоящем за спиной мужчине, двинулась по коридору. — Вот увидишь, он обведет вокруг пальца этого человека и заберет нас.
О’Рейли молча смотрел, как женщина скрылась за углом в коридоре, покачивая в руках куклу. Противоречивые чувства раздирали его. Мужчина потер лицо ладонью и зашел в раздевалку. Не стоило ему приходить.
Маркус надеялся больше не встречаться с миссис Лоуренс. Но она сидела на скамейке в парке с неизменной куклой. А единственная калитка с выходом на стоянку располагалась именно там. Вздохнув, мужчина двинулся по дорожке, решив, что женщина даже не вспомнит их встречу в коридоре. Но ее окрик в спину, заставил остановиться.
— Маркус!
О’Рейли обернулся. И понял, что женщина разговаривала с куклой.
— Маленький проказник, — улыбалась она. Теплота была в ее взгляде, обращенном на «сына». — Совсем, как отец.
Она подняла голову, заметив фигуру рядом. Взгляд стал немного удивленным.
— Вы.? — она пыталась вспомнить его имя. И не могла.
— О’Рейли, — подсказал он. Горло почему-то перехватило и голос прозвучал хрипло и тихо.
— Санитар, — кивнула она. — У вас есть дети?
Шатен стоял, не решаясь приблизиться или ответить.
Сейчас ее глаза были живыми, совсем не те, выцветшие и пустые, что были в коридоре некоторое время назад.
Не замечая его заторможенности, Ванесса добавила.
— Дети — это такое счастье. Хоть они болеют и не слушаются, капризничают и проказничают, но одна их улыбка возмещает все невзгоды. Я права?
Маркус медленно сделал шаг к скамейке. Покачал головой, не отрывая взгляда от лица женщины. Понимая, что Елена не приукрашивала в письме, когда говорила о любви матери к сыну.
— У меня нет детей, — он качнул головой, вдруг улыбнулся. И полез в карман за кошельком. Плюхнулся рядом с женщиной на скамью, показывая фотографию за прозрачным кармашком. — Но мы ожидаем пополнения через несколько недель.
Женщина улыбнулась и потянулась к снимку. О’Рейли отдал ей кошелек, давая рассмотреть фотографию, сделанную два месяца назад.
В тот день они отмечали годовщину свадьбы, вновь поехав на озеро. Вирая уговорила мужа на снимок на середине водоема во время заката. Маркус не хотел соглашаться, опасаясь, что девушка случайно упадет в воду, потеряв равновесие — в ее положении ловкость была уже не на высоте. А надевать жилет, Вирая категорически отказывалась, аргументируя, что он на ней просто не застегнется и выглядеть будет нелепо с ее вечерним платьем. Компромисс нашелся в виде работника базы, который и сделал этот снимок, отправившись с ними на второй лодке для подстраховки.
— Она красавица, — улыбаясь, заметила женщина, слегка проводя пальцем по изображению. Маркус усмехнулся.
— Цветочек бы начала спорить, утверждая обратное. Она вбила в свою головку, что стала слишком круглой и неповоротливой. Почти каждый день убеждаю ее в обратном.
— Вы очень красивая пара, — произнесла женщина, проводя пальцем по фото. Маркус заметил, что она словно гладит его по голове на изображении. Тихо вздохнув, миссис Лоуренс протянула кошелек обратно ему. На лице ее была грустная улыбка. А глаза блестели от подступающих слез.
— Вы тоже очень красивы, — услышал он свой голос, застыв с протянутой рукой за кошельком. Опомнился, понимая нелепость своих слов. И понимая, что не хочет сейчас уходить. Сомневаясь, что через несколько часов или дней она вспомнит об их беседе.
Ванесса легонько улыбнулась. Обхватила его кисть своими прохладными пальцами, чуть сжала.
— Как давно мне никто не говорил подобного. Мэтью повторял это каждый день, что мы были вместе.
— Как вы познакомились? — осторожно поинтересовался мужчина, опасаясь своим вопросом ввести женщину в состояние отрешенности, которое наблюдал весь сегодняшний день. Сейчас она совсем не походила на сумасшедшую, укачивающую куклу. Больше на потерявшего все человека и до сих пор переживающего горе.
Лоуренс улыбнулась давним воспоминаниям, слегка покачала головой из стороны в сторону.
— Он украл мой кошелек…
На следующий день О’Рейли старался избегать миссис Лоуренс, наблюдая за ней со стороны. Он думал, правильно ли поступил, отправив весточку Луизе Розарес. В записке он не писал ничего о том, что нашел ее сестру. Лишь короткое предложение с названием клиники и фамилией пациента. Дальше Розарес должна была действовать сама. В том, что ей откажут в предоставлении данных о миссис Лоуренс, он сильно сомневался, ведь банк Розарес уже много лет являлся одним из спонсоров, финансирующих эту больницу. Мистер Розарес, похоже, подобным образом хотел искупить вину за искалеченную жизнь дочери, которую сам же довел до сумасшествия.
После убийства Мэтью, Ванессу отправили в другую страну, надеясь, что это поможет смириться женщине с новыми обстоятельствами, поможет забыть прошлое. Смена обстановки приведет в чувство. Но это лишь ухудшило положение. Отчаяние от смерти мужа и разлуки с сыном стало проявляться психическими срывами, из-за чего ее поместили в первую лечебницу. После перевели в другую, третью, меняя препараты на более сильные, вводя молодую женщину в сонное состояние, не помнящую даже своего имени. Около пятнадцати лет назад, когда Ванесса устала бороться и реагировать на посещения отца, ее перевели в эту клинику. И здесь немалую роль сыграл лечащий врач женщины — Джошуа Перес. Рискуя работой, он назначил собственное обследование и лечение женщины необходимое по ее психическому состоянию, не став слушать Розареса. Лоуренс перестала спать целыми днями, начала выходить из палаты. Осматриваться. Гулять в парке в сопровождении санитара. Разговаривать.
А через несколько лет сильные препараты отменили вовсе, оставив легкие успокоительные.
Неизменной оставалась лишь кукла, завернутая в пеленку. И отрицание отца.
И Маркус опасался, что встреча с сестрой подорвет сейчас стабильное состояние Ванессы.
Вчера, просидев на скамейке больше часа, разговаривая, Маркус начал сомневаться в сумасшествии Лоуренс. Она вполне четко помнила прошлое и ясно осознавала действительность. Он понимал, что это вовсе не означало, что у женщины все в порядке с головой, ведь он не врач, чтобы делать подобные выводы. Но ее поведение и даже взгляд изменились вчера. И хоть глаза утратили былую яркую зелень, но были осмысленны. Живые. Словно она понимала кто он для нее.
Сегодня же он вновь видел погруженную в саму себя женщину, прижимающую куклу к груди. Но О’Рейли замечал несколько раз, как она обводила взглядом присутствующих в комнате, как украдкой оглядывалась, перед тем как начать что-то говорить под нос и укачивать свой кулек. Глаза выдавали ее. Из них пропала пустота, с которой она в первый день оглядывала общую комнату, не фиксируя ни на ком взгляд. Словно искала кого-то.
После обеда он заметил Луизу Розарес.
Женщина в сопровождении мужчины в деловом костюме решительно прошла по коридору к кабинету главного врача заведения, куда через некоторое время был вызван лечащий врач Лоуренс. Маркус крутился поблизости, слушая их разговор по передатчику, который он заблаговременно установил в кабинете Переса и начальника. Его предположение подтвердилось — Луиза не догадывалась, что сестра находилась так близко от нее. Стоило женщине увидеть фотографию пациентки, как в кабинете поднялась суматоха. Перес засуетился, приводя Розарес в чувства. После посыпались вопросы. И как бы О’Рейли ни хотелось послушать еще, сестра с поста начала коситься в его сторону и покашливать, намекая на его слишком долгое протирание пола в одном месте. Пришлось покинуть свой пост, так и не дослушав разговор за дверьми — на большем расстоянии сигнал пропадал.