Я пожал плечами:
– А мне не нужно убеждаться: это ничего не меняет. СТО как военная организация может существовать только в стране типа Аркадии. Если у вас, фигурально выражаясь, все очень хорошо, прямо рай на земле – то это банально лишает СТО фундамента.
– Что вы имеете в виду? – спросил Зарецки.
– Открою вам секрет. Я уважаю эстэошников и горжусь, что принадлежу к их числу, но при этом ненавижу СТО как организацию. Сам факт существования СТО – это своего рода манифест наиболее ненавидимых мною аспектов Аркадии как империи.
– Простите, а можно немного попроще?
– Можно, – кивнул я. – Понимаете, СТО в том виде, в каком о нем слагают легенды, существует исключительно благодаря чудовищному неравенству в Аркадии. Благодаря нищете низов и блеску аристократии. В СТО идут только очень отчаянные и отчаявшиеся люди. И только потому, что иных перспектив у них нет, кроме как поставить на кон свою жизнь. Ну а что до вас – если у вас все остальное под стать детским домам, как тот, что вы описали… Вам неоткуда будет взять смертников, потому что обилие людей, готовых играть на свою жизнь, характерно для неблагополучных обществ.
Скарлетт незамедлительно бросилась ковать, пока горячо.
– А мы не заинтересованы в смертниках. Шесть с половиной миллионов ваших империалов – это порядка двадцати миллионов наших талеров. Одно дело вложить деньги в бойца высочайшего класса – но вбухивать столько в подготовку смертника как-то больно расточительно.
Я тяжело вздохнул.
– Боюсь, вы совсем слабо разбираетесь в СТО. Для вас эстэошник вроде меня – великолепный боец и только. Но вы не понимаете, что именно делает меня таковым. Как вы думаете, почему эстэошники продолжают сражаться даже тогда, когда регулярные части и спецназ в ужасе спасаются бегством? Почему мы стойки к тому кошмару, от которого бывалые солдаты седеют в считанные секунды? Ответ прост: принципиально иной способ мышления. В то время как обычный солдат идет служить за жилье и стабильную, хоть и небольшую зарплату, и молится Создательнице о том, чтобы никогда не встретиться с Порчей и одержимыми, мы идем навстречу им, потому что пришли именно за этим. Мы заранее знаем, что однажды заглянем в лицо потустороннему ужасу и сыграем с ним в «кто кого». Выигрывают немногие – но если выиграл то выиграл. Дворянство, достаток, карьера, для самых стойких – место в императорской гвардии, для самых способных – высокие должности. Рекрут СТО – это человек, загнанный безысходностью и нищетой в самый угол. Уникумы вроде меня, пришедшие не за деньгами – единичны, а среднестатистический эстэошник приходит в спецучебку, чтобы хоть немного пожить в относительной роскоши, по-человечески – ну а потом сыграть со смертью в револьверную рулетку. Ставка – жизнь. Выигрыш – джекпот. И всего одна пустая камора в барабане. Понимаете, СТО – не просто военизированная организация. Это субкультура, со своими традициями и своей реальностью. Со своими неочевидными законами и правилами игры. Почему мы обычно деремся до конца? Бегство с поля боя для эстэошника – форменное самоубийство. Я не говорю уже о том, что в самом-самом неприглядном случае он попадет на урановые рудники. Понимаете, мы – смертники. Не обычные солдаты с очень высоким шансом погибнуть, а именно смертники с очень маленьким шансом выжить. Все курсанты в спецучебке пишут завещание в первый же день – это и традиция, и рационализм, и часть психологической подготовки. Готовят нас так. Даже если я сбегу с поля боя и для меня не будет непосредственных последствий – я все равно стопроцентно попрощаюсь с надеждой досрочного перевода в офицеры, а тем более – с надеждой на место в гвардейском полку. То есть, с надеждой на то, ради чего я и пошел в СТО. Мне стопроцентно служить до полной выслуги, и моими спутниками будут позор, презрение и недоверие со стороны моего нового подразделения. А до выслуги доживают лишь два процента, потому сбежать – равносильно тому, чтобы приставить себе к голове револьвер с барабаном на пятьдесят патронов, где только одна пустая камора, и спустить курок. Конечно, бывает всякое. Бывает, что отступает все подразделение, если к тому есть объективные причины. Бывает, что все погибают, а один спасается. Но побежать, бросив подразделение, на глазах всего мира – это самоубийство с вероятностью в девяносто восемь процентов. Только медленное, с муками и позором. Потому мы, эстэошники, не бегаем. И в самом безнадежном бою продолжать сражаться – оптимальный выбор. Остался и погиб – значит, погиб как герой. Убежал – все равно погиб, только не сразу, долгой смертью труса. А если остался и каким-то невероятным чудом выжил – все, джекпот. Деньги, слава, карьера, все такое прочее. Так что рекрут изначально приходит в СТО с психологической установкой сыграть на высочайшую ставку в самую страшную игру на свете. Где другие седеют от ужаса – там мы видим наш лотерейный билет, тот самый, ради которого пришли в СТО и преодолели все пять кругов ада. Но не потому, что мы хотели сыграть, а потому, что нам не оставили иного выбора. Человек, у которого есть альтернатива СТО – не идет в СТО. Понимаете?