– Но как же…
– Патроны есть?
– Немного.
– Хорошо, будешь стрелять одиночными. Мы должны прорваться. Давай побыстрее, сейчас выступаем.
– А они? – Тимур, поднимаясь, кивнул в сторону хлопотавших возле костерка женщин. Те, похоже, и не думали готовиться к ускоренному маршу.
– Остаются здесь, – равнодушно бросил Лешага, перехватив уважительный взгляд караванщика. – За охрану мне платят. А им платить нечем. Вперед! – коротко скомандовал он и, не оборачиваясь, устремился в лесную чащу.
Тимур шел, привычно стараясь не хрустеть сухими ветками. Чуть впереди маячила фигура врага. Казалось, стоит вскинуть автомат, нажать на спуск – и с ним будет покончено. Но тот зачем-то был нужен мудрому ньок-тенгеру, нужен для великих дел, о которых ему и рассуждать не по чину.
Вдали по ходу их движения захлопали выстрелы: несколько одиночных и щедрая россыпь коротких очередей.
– Что это? – насторожился Тимур.
– Бурый расчищает дорогу, – буднично откликнулся Лешага. В этот миг выстрелы затрещали и позади. – Не останавливайся, – сухо бросил Леха, подгоняя спутника. – Это Лил с Маратом, они прикрывают наш отход.
Тимур вновь почтительно глянул на идущего рядом воина. Похоже, Эргез, властитель правоверных, да удлинятся дни его и усладятся ночи, сделал правильный выбор – этот человек все делает быстро и обстоятельно. А главное, не знает жалости ни к своим, ни к чужим.
Они поднялись на небольшой пригорок. Отсюда хорошо был виден оставленный лагерь, тлевший костерок и выведенные из-за Периметра женщины, стремглав улепетывающие от близких уже преследователей.
– А где остальные? – встревоженно спросил Тимур.
– На местах. – Ученик Старого Бирюка ткнул пальцем в сторону, указывая караванщику его стрелковую позицию. – Твое место справа от дерева. Голову не высовывай, а то схлопочешь пулю.
Тимур постарался сделать то, что от него требовалось, неуклюже и медленно, как подобает новичку в ратном деле. Он прекрасно сознавал, что сейчас придется стрелять по своим. Но, с одной стороны, попадать вовсе не обязательно, а с другой – ньок-тенгер благословил на любую кровь во исполнение его воли.
– Стрелять по моей команде, – сказал, будто отчеканил, Лешага. – Только одиночными. Три выстрела, перебежка. Присмотри следующие позиции, но далеко не отрывайся. На бегу не останавливайся.
Караванщик послушно кивнул, стараясь понять. «На что он надеется? Заставить моих парней отступить, залечь, а самому уйти? Или хочет отвлечь их? Но что он станет делать дальше?»
Несокрушимый вновь кинул взгляд в сторону переполошенных женщин. Теперь они стояли на прогалине, словно приговоренные к расстрелу. Чуть сбоку, за толстым деревом, пряталась та самая старуха, которая почему-то была среди них главной.
Выскочившие на опушку правоверные на мгновение застыли, силясь понять, что тут происходит. Этого мгновения было достаточно, чтобы неказистые одеяния, завязанные узлами на плечах, точно по команде упали наземь, демонстрируя обалдевшим воякам десятки обнаженных женских тел. Отвыкшие от подобной роскоши гвардейцы Эргеза остолбенели, невольно опустив автоматы. Тут-то сверху и с флангов по ним плеснула огнем загодя выставленная засада. Те, кто выжил после первого залпа, метнулись обратно в лес. Вот-вот они будут в безопасности, но вдруг на фланге отступающего в заросли отряда мелькнула крупная фигура Бурого. Тот мчался, не разбирая дороги, а вслед за ним неслись бойцы его, Тимура, сотни, дежурившие прежде с противоположной сто-роны.
Бурый прыгнул вперед, ушел в кувырок, коротко выстрелил с колена, завалился на бок, перекатился, опять вскочил и снова выстрелил. Два трупа преследователей остались на месте, окрашивая в багряный цвет палую листву. Вслед ловкому стрелку яростным грохотом ударили автоматы правоверных. И тут Тимур сообразил, что происходит. Бурый упал на землю и огромной ящерицей стремительно пополз в сторону. Зато отряд, только что отступивший с прогалины, решив, что его атакуют во фланг, развернулся и, не разбираясь, открыл огонь по своим. В трескотне перестрелки тонули одиночные прицельные выстрелы Лешаги и Бурого, раз за разом обрывая чью-то жизнь.
Караванщик заскрипел зубами, приподнялся, вскинул автомат, выцеливая медведеобразного верзилу. В конце концов, о нем Эргез ничего не говорил, а стало быть… Вторая фаланга указательного пальца начала мягко вжиматься в стальной изгиб спускового крючка, но за мгновение до выстрела будто кто-то над самым ухом с силой разорвал кусок брезента: одна пуля пробила ему предплечье, другая – ногу чуть выше колена.