Стражники и трактирщик злорадно ухмылялись.
— Ох, купец, и как только ты состояние-то себе нажил, — покачал головой капрал. — Сдается мне, с местными торговцами у тебя дела не сладятся, и у ремесленников наших ничегошеньки не купишь. Так что возвращайся к себе в столицу или следуй куда следовал. До вечера, Адам.
— В ночь сегодня? — искренне удивился трактирщик.
— Жан приболел, придется подменить.
— Ну тогда до вечера.
Купец, про которого все словно позабыли, посидел еще с минуту, потом встал, нахлобучил на голову берет и с недовольным видом вышел на улицу.
Вскоре Адаму уже было не до купца с его непонятными требованиями. Пусть радуется, что все так удачно для него обернулось. Грэм, в сущности, прав. Побили бы купчину как пить дать. Может, насмерть и не забили бы, но без увечий не обошлось бы. А тогда жди беды. Такое началось бы… Впрочем, некогда об том думать — вон работники толпой повалили. Пообедают быстренько — и опять на работу. Те, кто поприжимистей, носят снедь с собой, но хорошие работники предпочитают расстаться с мелкой монетой, нежели перебиваться всухомятку куском хлеба да сыра. Тот, кто работает от души, предпочитает и хорошо питаться. К тому же вскладчину куда выгоднее получается.
Наконец поток схлынул, и трактир снова погрузился в полудрему. Редко кто заглянет опрокинуть кружечку пива. В других трактирах есть свои завсегдатаи, забулдыги распоследние, которые ради выпивки готовы последнюю рубаху с себя снять, но здесь такого не водилось. Ныне покойный отец Адама, прежний хозяин трактира, после переезда сюда начал было их привечать, наливать в долг, как раньше на прежнем месте, да только матушка Аглая (тогда еще совсем молоденькая, да и матушкой ее никто не величал) воспротивилась этому. Стала сама не своя: и без того вечно хмурая, а тут еще трактира начала сторониться. Уйдет на улицу без кусочка хлеба и весь день ходит с ребятишками. Те вокруг нее вились. И ночевать не идет, а ведь у самой грудничковый младенец на руках. Всякий раз, когда она пропадала, отец Адама на дыбки взвивался, лично по улицам бегал, разыскивал ее и с трудом упрашивал пойти домой. Но та упиралась до последнего, требуя выпроводить всех пьяниц. Трех раз оказалось достаточно, чтобы путь сюда забулдыгам был заказан навеки.
Поначалу над старым трактирщиком потешались. К безумной молодке относились с подозрением. Если кто-то видел рядом с ней свое дите, сразу выбегал на улицу и уводил чадо, от греха подальше. Какой нормальный родитель оставит ребенка с умалишенной? Но потом все само собой устоялось. Лишив Аглаю разума, Господь одарил ее любящим и заботливым сердцем, а главное — лекарским даром.
Случилось, что Жиль, знатный сапожник и отец большого семейства, занедужил. Жили они зажиточно, сапоги мастера стоили дорого, так что на лекаря не поскупились. Он ведь науку старшенькому еще не успел передать, так что благосостояние семьи на нем держится. Но лекари отступились, поставив диагноз — порча. Да не абы какая, а наложенная темным мастером. Очевидно, Жиль крепко на мозоль кому-то наступил, раз взяли на себя непосильный труд найти темного.
Уж отчаялись и начали присматривать место на кладбище, перебирая последние мелкие монетки, когда в дом вдруг без приглашения вошла безумная Аглая. Вот так ее тогда и прозывали. Вошла — и прямиком к больному. Прильнула к нему и улеглась рядом, поглаживая по лицу и что-то лопоча.
Ох что тут началось!
Поначалу супруга Жиля опешила от такой беспардонности, а потом спохватилась. Да и чувство бабье взыграло, чего уж там греха таить. Она-то хоть и при силе, но уже в годах, а тут молодка совсем, вся из себя ладная, хотя и немного худосочная, — под бок к мужу! Ей бы вспомнить, что тот при смерти лежит, какая уж тут ревность, да куда там! Вскинулась так, что весь квартал на уши поставила. Вышвырнула безумную на улицу, но не тут-то было — та обратно в дом рвется. Ее по спине метлой — а она только поскуливает и все равно в дом просится.
Благо весть донесли до отца Адама. Тот сорвался с места и как ошпаренный понесся по улице, едва успев кликнуть вышибалу. Что к чему, сообразил быстро. Притащили они вдвоем умирающего в трактир и определили в комнате Аглаи. Та сразу к сапожнику под бочок, обняла и давай щебетать, как птаха, да лицо поглаживать.
Всю ночь оборону трактира держали. Два патруля стражников подтянулись. Народ до утра никак угомониться не мог. А утром все и ахнули. Выходит Жиль, на своих ногах, с румянцем на щеках, только худой больно. Ну оно и понятно, болезнь все забрала. А вот самой болезни и след простыл. Тогда-то всем и открылось, что безумная Аглая в свое время спасла трактирщика и всю его семью. Но дом они вынуждены были покинуть, потому как оставаться в нем она ни в какую не желала. Хемрод для проживания Аглая выбрала сама. Поглядела на город издали и захотела в нем остаться. Хоть убей трактирщика, а он от нее не отступится…