— Ты нарушила правило, — сказал Армид.
— Тогда я не знала правил…
Нелти стояла в стороне от мальчишек, не решаясь ни подойти ближе, ни отойти дальше. Ей было страшно, и она прижималась к стволу осины, готовая, случись что, кошкой вскарабкаться на ствол.
Мысленно она кляла себя за то, что согласилась пойти с ними. Она ругала заводилу Огерта и послушного Гиза. Она ненавидела их дурацкие, совсем не смешные шутки. И до самого последнего момента она думала, что все эти разговоры о ползающей мухе, о том, что мертвец шевельнулся, — обычная мальчишеская болтовня, пустой треп. Она считала, что друзья сговорились, решив как следует ее напугать.
И когда мертвяк действительно дернулся и схватил Огерта за ногу, Нелти на мгновение показалось, что это тоже часть розыгрыша.
Возможно, только поэтому она не сошла с ума от страха.
Она закрыла лицо руками и пронзительно завизжала…
— Вот и деревня показалась, — сказал Армид, прервав ее воспоминания.
— Я ничего не вижу, — напомнила Нелти старому перевозчику, и тот смутился, кашлянул. Тронул вожжи, прикрикнул на лошадь, подгоняя. Только потом поинтересовался:
— И как же ты странствуешь? Слепая, без поводыря.
— Поводырь не нужен, если есть попутчики.
— А когда и попутчиков нет?
— Усь всегда рядом.
— Усь?.. Это же обычная кошка. Чем она может помочь?
Нелти покачала головой, прижалась щекой к мягкой шерсти, ответила:
— Обычных кошек не бывает. Ты знаешь, что они видят много такого, о чем люди даже представления не имеют? Знаешь, например, что кошки видят души?
— Это детские сказки, — сказал Армид.
— Нет, — ответила Нелти. — Это правда. А еще у кошек есть дар предчувствия. Кошки — настоящие охотники…
Вскоре они въехали в деревню. Нелти ощущала, как по ее лицу скользят тени высоких изб и деревьев, она слышала квохтанье кур и перекличку петухов, блеяние овец и мычание коров. Где-то впереди звонко кричали дети — то ли радостно, то ли испуганно. Разнообразные запахи сменяли друг друга — сначала пахло свежескошенным сеном, потом навозом, затем потянуло ароматным дымком — кто-то коптил мясо.
— Большое село, — сказала она.
— Да, — подтвердил Армид. — Но как ты узнала?
Нелти повернула к нему лицо:
— Закрой глаза и не открывай их много лет. Тогда поймешь.
Кошка забеспокоилась, вскарабкалась на плечо хозяйки, уселась там, вертя головой.
— Собаки рядом, — сказала Нелти. И через мгновение услышала дружный лай. Деревенские разномастные псы сбились в стаю и, держась на безопасном расстоянии, облаивали чужаков.
— Ты по делу сюда или как? — спросил Армид, не обращая внимания на трусливых собак.
— По делу, — сказала Нелти.
— И по какому же? Впрочем, и без того знаю. Наверное, на Гадючье болото хочешь пойти.
— Откуда знаешь?
— А я не первый год здесь езжу. И вот что скажу—не надо тебе на Гадючье болото ходить. Много ваших там было, и почти все там и остались. А те. что вернулись, — вернулись ни с чем…
Обоз ехал еще довольно долго, и Нелти казалось, что они кружат по селу — она чувствовала, как меняет свое положение солнце — то оно справа, то слева, то прямо в лицо светит.
А потом лошади встали. Умолкли колокольчики. Собаки все еще лаяли, но уже не так яро. Звуки деревни отдалились, казалось, что селение отгородилось от обоза плотной ширмой. Пахло застоявшейся водой.
— Где мы сейчас? — спросила Нелти.
— Это старая конюшня. Мы всегда здесь останавливаемся. Место тихое, спокойное, безлюдное, хоть и посреди села — в самый раз для скорбного обоза.
— К тому же пруд рядом, — сказала Нелти.
— И это тоже, — согласился Армид. — Но откуда ты знаешь?
— Усь на ухо шепнула, — улыбнулась Нелти. Армид помолчал немного, а потом сказал серьезно, без тени улыбки:
— На Гадючьем болоте кошка тебе не поможет.
Армид планировал задержаться в деревне на пару дней. Необходимо было заново перековать лошадей, смазать колеса телег, поправить упряжь. Одна из повозок нуждалась в небольшом ремонте, да и людям бы не мешало отдохнуть от дороги, перекусить в достойном заведении, промочить горло кружкой-другой пива, забыть ненадолго о своих обязанностях.
О мертвецах тоже не следовало забывать. Новых — если таковые будут — нужно было принять, разместить, а старые требовали ухода — на жаре тела быстро разлагались, несмотря на специальные саваны, пропитанные ароматными смолами, травяными настоями и заговоренной солью.
Мало кто из людей мог ухаживать за мертвыми…
— Все-таки решила идти? — спросил Армид.
— Я давно решила, — ответила Нелти, ощупью проверяя, не перекрутился ли кошачий поводок, не захлестнул ли он шею кошки, не спутал ли ей лапы. — Так что не трать понапрасну слова. — Она спустила ноги с телеги, намереваясь встать.
— Дело твое, собирательница, — пожал плечами Армид. Он хорошо знал, что такое долг…
Выкрашенные в черный цвет телеги ровным рядком стояли возле полуразвалившейся конюшни.
Возницы уже выпрягли лошадей, стреножили, отвели на водопой к затянутому ряской пруду. Скучающие охранники — четыре бойца в старых кольчугах, с боевыми топорами на широких кожаных поясах — отошли в сторонку, развели костерок, расположились вокруг. Они переговаривались, посмеивались — сейчас они могли забыть о работе.
— Спасибо, что подвезли, — сказала Нелти, держась за оглоблю и глядя туда, куда смотрела ее кошка — на старого Армида. — Денег у меня нет, но Страж учил, что любой добрый поступок заслуживает благодарности.
— А злой — прощения, — добавил Армид. — Мало кто из молодых следует этому правилу. И я рад видеть, что есть еще люди, кто прислушивается к словам Стража. Но вознаграждения мне не надо.
— Ты ведь даже не знаешь, от чего отказываешься. — Нелти вытянула руку, медленно провела ею перед собой, коснулась колокольчика, висящего на оглобле, крепко за него ухватилась. Замерла, затаила дыхание, напряглась. Армид смотрел в ее жуткие незрячие глаза, мутные, белесые, словно затянутые плесенью.
А через мгновение Нелти разжала пальцы, и освобожденный колокольчик запел громко, нежно и чисто, словно звонкоголосый, радующийся жизни жаворонок.
— Вот моя плата, — сказала Нелти. — И прошу, не смотри мне в глаза.
— Да, собирательница… — Армид опустил взгляд. — Извини…
Колокольчик все звенел, переливался, все никак не хотел успокоиться. В его ясном голосе слышались стрекот кузнечиков, шелест травы, далекая перекличка петухов и неуверенное кукование.
— Спасибо тебе, — сказал восхищенный Армид. — Но как ты это сделала?
— Использовала дар, — ответила Нелти. — Я отдала старому металлу частичку молодой души.
— Чьей души? — спросил Армид.
— Не знаю. Знаю лишь, что при жизни этот человек очень любил петь.
В деревню они пошли вдвоем — перевозчик мертвых и собирательница душ, старый Армид и слепая Нелти.
Собственно, они уже находились в деревне, в самом ее центре. Просто вокруг развалившейся конюшни не было жилых строений, слишком сыро здесь было, в этой заросшей осокой низине, плодящей комаров и собирающей туманы. Местные жители выгоняли сюда молодых бычков, овец и коз — трава здесь была сочная, зеленая, пруд рядом, да и присматривать за скотиной удобней, когда она под боком…
Армид и Нелти, держась за руки, шагали по извилистой тропке, поднимающейся по заросшему ивовыми кустами пологому склону.
— Ты отдала часть чьей-то души мертвому предмету, и он ожил, — размышлял Армид. — Так, значит, ты можешь подобным образом оживить и мертвого? Но тогда чем твой дар отличается от дара некроманта?