Алестара затошнило, стоило вспомнить, с каким наслаждением он вбивался в тело двуногой, а потом смотрел в глаза, наполненные бешеной яростью. Бешеной и совершенно беспомощной. О да, это было самым восхитительным: знать, что ничего эта красивая сладкая тварь с ним сделать не посмеет, даже руку не поднимет. И как она двигалась под Алестаром, отрабатывая перстень своего хозяина… Дура! Территория у Столба независима. Если где-то и мог показаться двуногий в море безопасно, то разве что там, в месте, где издавна встречались глашатаи и гонцы. Но откуда ей было это знать, она поверила Алестару, покорно легла на песок. И потом… ах, как все было хорошо и правильно! Унизить, растоптать ее гордость, ударить побольнее… Алестар был в своем праве! Они погубили его прабабку, мучили ее, издевались… И Кассия! Яд, заставивший салту Кассии растерзать свою хозяйку, был изготовлен наверху – только это и удалось выяснить страже и магам.
Коридор вокруг вихлялся из стороны в сторону. Плыли струи разноцветной воды, жгущие кожу, как лучи светила, к которому он поднимался давным-давно, еще маленьким. Стиснув зубы, Алестар плыл, не обращая внимания на попадавшихся изредка слуг, смотрящих на него с удивлением и беспокойством. Ему нужно было в совершенно определенное место. Если и там не помогут… Не может ведь это быть правдой! Не мог он запечатлеться с проклятой двуногой!
В покоях Санлии, куда он едва не вынес дверь, вломившись изо всех сил, было, как всегда, тихо и совершенно безлюдно. Санлия, низавшая жемчуг в длинные нити, подняла голову от рукоделья, откинула назад упавшую на лицо черную завесу распущенных волос, улыбнулась Алестару. И тут же всплеснула хвостом, торопливо подплывая ближе. Приняла его, бессильно опустившегося на пол, в объятия, тревожно заглянула в лицо.
– Мой повелитель, вам плохо? Целителей?
– Нет, – прошептал Алестар, чувствуя, как прохладные руки любимой наложницы словно растворяют жар, охвативщий тело. – Санлия, ответь мне. Не спрашивай ничего, слышишь? Просто ответь. Запечатление можно отменить? Исправить как-то…
– Нет, мой повелитель, – спокойно отозвалась Санлия, кладя восхитительно холодную руку ему на лоб. – Раз уж случилось, пути назад нет.
– А если убить ту, с которой…
– Даже если вы ее переживете, запечатлеть кого-то другого уже невозможно. – Санлия обеспокоенно глядела на него, всматриваясь во что-то, невидимое Алестару. – Мой повелитель, вы…
– Молчи, – сквозь зубы проговорил Алестар. – Нет… еще… Почему… почему так… плохо… Тело горит. Не смей звать целителей! Почему так плохо…
– Повелитель, вы запечатлены, – прошептала Санлия, и даже зелень ее глаз, всегда безмятежно-спокойных, потемнела от ужаса, как небо перед штормом. – Кто она? Вам немедленно нужно к ней. Нельзя разрывать связь после запечатления. Или вы оба можете умереть.
– Это… вряд ли, – рассмеялся Алестар, чувствуя, как смех переходит во всхлип. – То есть я – да. А вот она… не думаю. Двуногие… не умирают… от этого.
Уже погружаясь в раскаленную темную бездну, он успел подумать, что эта бездна на что-то похожа. Точно – это же глаза той двуногой…
Глава 4
Честь и слово Аусдрангов
– Нет, Джи, не надо… – Торвальд мягко отстранился от ее объятий, шагнул назад, к столу. Присел на него, ероша влажные после купальни волосы. Чтобы Торвальд лег в постель, не смыв дневную пыль и пот – это нужно еще раз уволочь королевский перстень вместе с короной, – усмехнувшись, подумала Джиад.
– Почему? – непонимающе спросила она вслух. – Что не так, мой принц?
– Я устал, Джи, – смущенно улыбнулся Торвальд, поправляя щипцами догорающую свечу в тяжелом бронзовом подсвечнике рядом с собой. – Весь день метался, как демон чернокнижника…
Он и вправду выглядел бледным и измученным, так что Джиад почувствовала укол совести. Ее принц… нет, ее король вторую неделю на ногах днем и ночью. Договаривается с лордами Королевского Совета, выслушивает петиции купеческих и мастеровых гильдий, разбирает храмовые жалобы и тяжбы простых подданных. Все словно рехнулись, взваливая на юного короля хлопоты, накопившиеся за год безвластия, а ему ни словом, ни взглядом нельзя выказать слабость. Сожрут ведь стервятники!
– Прости, – тихо попросила она, глядя в любимые пасмурно-серые глаза. – Я такая глупая. Ну конечно, тебе не до этого. Ложись в постель, счастье мое, я тебе плечи разомну.