— Надежда Халиловна, вы страшно устали. Журналистам обещают безопасный проход. Идите.
Взгляд, который на меня бросила эта замечательная женщина, просто обжег:
— Я думала, что я Ваш соратник. Неужели для вас, Сергей Николаевич, я только журналист и женщина?
Поняв, что невольно глубоко обидел не просто блистательную журналистку, «золотое перо» боевой «Советской России», а, действительно, близкого и давнего друга, единомышленника, я искренне и горячо извинился за свою глупость.
Часть журналистов и сотрудниц аппарата покинули здание. Из женщин-депутатов — никто:
— Если мы будем выходить, то только вместе с нашими мужчинами-депутатами.
Спросив, где и.о. Президента и Председатель Парламента, я поднялся во временное помещение штаба обороны.
Р. Хасбулатов безучастно раскуривал трубку. А. Руцкой яростно метался по кабинету, проклиная предателей и требуя сохранить аудио— и видеодоказательства того, что огонь на поражение вели только лица, штурмующие Парламент.
Вскоре в комнату отдыха Председателя Верховного Совета, где в тот момент мы с Хасбулатовым и Руцким находились, пригласили двух офицеров группы «Альфа», которые пришли на переговоры.
Пришедшие не скрывали, что воспринимают все происходящее как невероятную трагедию. Но они хотят сделать все возможное, чтобы прекратить кровопролитие, и готовы обеспечить безопасность и депутатам, и всем защитникам парламента, если те согласятся покинуть здание.
Мы коротко обменялись мнениями. Ситуация была очевидна. Парламент, а вместе с ним Справедливость и Закон, проиграли. Дальнейшее сопротивление вело лишь к человеческим жертвам.
А.В. Руцкой, бурно проклиная преступника Ельцина и его сообщников, потребовал возможности спасти документы и аудиоматериалы, доказывающие безупречность действий защитников конституции. Как вариант, он потребовал возможности укрыться руководству защитников Дома Советов в одном из иностранных посольств, например, Индии, куда их должны отвезти в бронетранспортере с развевающимся российским флагом.
Р.И. Хасбулатов меланхолично курил свою трубку, оставаясь равнодушным и к возможностью укрыться в посольстве, и к возможной гибели.
Поблагодарив представителей «Альфы», я поддержал предложение выводить людей из здания. Решение было принято. От предложения Руцкого вместе с ними ехать в посольство отказался, сказав, что их удел — спасать правду о событиях, а мой — помогать всем нашим соратникам безопасно выходить из Дома Советов.
Возвращаясь после закончившихся переговоров в зал заседаний Совета Национальностей я снимал на свою ответственность все посты защитников по пути к залу:
— Оборона завершена, спасибо за мужество и поддержку. Положите оружие на пол на этом месте и следуйте за мной.
В зале заседаний Совета Национальностей, защищенном от обстрелов, к тому времени собрались основная часть народных депутатов, сотрудники аппарата и многие защитники. Царили растерянность и горечь от всего происходящего, чувства беспомощности и обреченности. Мы не могли и не должны были так, на этой ноте, завершать свою героическую оборону. Поднявшись за стол президиума и взяв в руки имевшийся мегафон, я обратился к присутствующим:
— Уважаемые народные депутаты, сотрудники аппарата Верховного Совета, дорогие защитники Конституции! Достигнута договоренность о свободном выходе из здания Верховного Совета. Офицеры группы «Альфа» обеспечивают безопасность всех, находящихся в здании. Прошу сохранять спокойствие и порядок.
Я говорил и говорил, чтобы успокоить людей, чтобы они гордились правотой нашего дела. Заметив, что подошел Р.И. Хасбулатов, я об этом сообщил и предоставил слово Председателю Верховного Совета.
Р.И. Хасбулатов выступил трагично. Он подводил итоги:
— Находясь между жизнью и смертью, когда мы увидели своими глазами, как растерзали Демократию и сердцевину этой демократии — Российский Парламент, я призываю вас всех покинуть это здание. Тяжело уходить, но пусть нас всех утешает мысль, что жизнь одна, и мы были верны Долгу и нашему Народу. Конечно, мы с вами совершили множество ошибок, наверное, больше всех совершил я.
Хасбулатов говорил, а мне все больше не нравилось чувство обреченности в его речи. На мятом листке бумаги я стал набрасывать проект возможного последнего документа Съезда.
— Я призываю всех вас хранить память о нашей совместной работе и об этих трагических днях. — продолжал Хасбулатов. — Может быть, многих раздражала раскованность и бесконечные дискуссии на заседаниях Съездов и Верховного Совета. Но придет время, когда именно без такой раскованности и дискуссии нашим людям станет не по себе. Вы меня простите, что не сумел сохранить жизнь погибшим. Будьте здоровы. И — прощайте!