В тесном сердце вечного пирата не поместились даже его собственные дети. Он привязался к ним и заботился о них, умел даже проявить чуточку нежности и тепла — но едва ли любил по-настоящему.
Открылась дверь, и в комнатку вошла еще одна красивая девушка в коротком белом платье домашней невольницы.
— Ваше высочество, княжна только что вернулась.
Мужчина отвернулся от окна и скривил губы в горькой улыбке.
— Хватит с меня «его высочества». У самозваной княгини, моей жены, были какие-то политические планы, и ей требовались титулы. Но я никогда не мог привыкнуть к подобной помпезности и слушал все эти глупости только ради нее. Княгини Алиды больше нет, так что нет и «его высочества», хватит.
Сидевшая на полу девочка расплакалась, и одна из невольниц прижала ее к себе.
Молодая женщина у дверей — как и каждая хорошая служанка, наблюдательная и чуткая ко всему, что нравится или не нравится ее господину, — явно не была удивлена; напротив, она давно уже заметила, что супруг княгини кривится каждый раз, услышав «ваше высочество».
— Но в таком случае как нам следует обращаться к вашему… — Она не договорила, слегка прикусив губу.
— Все равно, придумайте что-нибудь подходящее для предводителя пиратского флота. Я никакой не князь и никогда им не был, а агарского княжества не будет уже через несколько месяцев… Где княжна?
Следуя некоей странной логике, властитель острова отрицал собственный титул и вместе с тем без каких-либо усилий даровал его приемной дочери. Впрочем, ей это подходило — по крайней мере, когда она пребывала в Ахелии, а не на борту корабля. Рожденная и воспитанная в прекрасном, полном старых традиций доме, она разговаривала с произношением высокородной гаррийки, что порой выглядело смешно в сочетании с низкопробным языком матросов.
— Направилась к себе.
Раладан вышел.
Ридарета — когда она вообще находилась в крепости, что случалось редко, — имела в своем распоряжении две комнатки на самом верху. Вскарабкавшись по крутой узкой лестнице — поскольку «дворец» был все же частью оборонительного сооружения, которое в любой момент могло вновь исполнять свои первоначальные функции. — Раладан без какого-либо предупреждения открыл маленькую, окованную посеребренным железом дверь. Княжна, как обычно, сидела перед зеркалом, вернее, перед тремя зеркалами, из которых два боковых крепились к среднему на петлях. Любование собственной прелестью являлось излюбленным занятием, неспособным наскучить одноглазой красавице, черты и формы которой казались просто… неестественными. Ибо и в самом деле ее красота лишь в ничтожной степени была творением природы и наследием родителей. Агарский князь помнил тот день, когда увидел Ридарету впервые: симпатичную стройную девушку с пышными волосами и грудью умеренной величины… Женщина, на которую он сейчас смотрел, имела с той мало общего. И не потому, что прошло полтора десятка лет…
— О, Раладан, — сказала она отражению в зеркале. — Я как раз собиралась идти к тебе.
— Я велел предупредить о твоем возвращении.
Она встала и, когда он подошел, крепко обняла его за шею.
— Мне ее не хватает, — сказала она, уткнувшись носом в плечо опекуна. — Не могу прийти в себя после похорон. Я думала, что ее не люблю, а тем временем… я в ней нуждалась.
— Вот именно. В ней нуждались все, каждый на этих двух островах. И все вскоре убедятся, насколько сильно.
Он чувствовал себя крайне подавленным и не скрывал этого. Но плакать старый пират, похоже, просто не умел.
Слегка коснувшись ее виска, он бесцеремонно уселся на разбросанную постель. Княжна никогда ничего не убирала и даже не приказывала убирать прислуге, которая в ее отсутствие, конечно, делала все что положено, но достаточно было нескольких мгновений, чтобы прекрасная Рида снова превратила свою спальню в свалку. Ее корабли выглядели точно так же, и Раладан не мог этого вынести. На судах, которыми командовала его дочь, он попросту не бывал; лишь однажды он ступил на палубу «Гнилого трупа», ибо никак иначе не мог вернуться домой. Он предпочел бы возвращаться вплавь, но было слишком далеко.
— Ну вот, Рида, ты стала княгиней.